Москва коммунальная предолимпийская
Шрифт:
ОТИЗ скрупулёзно выверял все расценки, скупердяйничал (им премия за экономию полагалась – стало быть, ОТИЗ отстаивал свои шкурные личные интересы за счёт урезывания зарплаты рабочим). Поэтому во время начисления зарплаты мастера и прорабы постоянно склочничали с работниками ОТИЗа, предчувствуя реакцию своих обиженных рабочих. Я в подобные свары не вступал, понимая их несостоятельность. Голова дана прорабу не для того, чтобы носить шапку зимой и засаленные волосы летом, а чтобы думать, соображать. И вот что я сообразил.
Сразу оговорюсь: пока я работал в этом управлении – а сам я не любитель распространяться, – никто о моём способе так ничего и не узнал. Хотя это было на виду у всех, но,
Ко всему прочему я оформил оператора диспетчерской службы кассиром участка, и она получала в общей бухгалтерии деньги на весь наш участок. Для выдачи денег я предоставлял свой кабинет и для порядка предложил впускать для получения денег только по одному, чтобы отбить желание любопытствующих заглядывать через плечо, кто и сколько получает. Чтобы не возникало шумных вопросов: «А это почему мне? А это почему ему?». Все скоро привыкли к этому – никто не задавал глупых вопросов «сколько ты получил», потому что знали ответ на этот вопрос: сколько заработал, столько и получил. А когда нет лишних склок, то нет и лишних подозрений. Вот узнай какой-нибудь слесарь из соседних участков, сколько получил слесарь моего участка, – это был бы скандал, начались бы проверки и рано или поздно докопались, хотя никакого криминала в этом не было. Но так уж был устроен советский человек – прямо по поговорке: пусть сгорит моя хата, но чтоб и от соседской одни головешки остались! Я не терпел никаких вымогательств у жильцов от пресловутых слесарей-сантехников, и это все знали, но не все воздерживались от этого.
Был один дежурный слесарь, который ходил выполнять несложные аварийные работы, имея в чемоданчике с инструментом изрядной величины кость. Из аварийных заявок он в первую очередь отзывался на засоры унитаза. Протолкнув тросиком несложный засор, он совал эту кость в выпуск унитаза и поднимал шум. При виде испуганного жильца выталкивал эту кость, чуть ли не тыча ему в лицо с чувством оскорблённого, и требовал писать протокол. Так, повозмущавшись, соглашался на пять рублей, ну, как минимум на три. За этот свой гонорар он мог отовариться бутылкой портвейна, пачкой сигарет и позвякать мелочью от сдачи. Что самое интересное – он не стеснялся этим хвастаться. Даже тем, как у него однажды случился облом. Пришёл на работу с сильного бодуна, взял у диспетчера заявки, отыскал свой любимый «засор», пришёл в квартиру – и сразу к унитазу. Тут мешкать нечего. Сунул тросик в слив унитаза, дёрнул ручку, вода потекла – «всего и дел-то». Рука привычно юркнула в чемоданчик за костью. Пошарил-пошарил, а кости нет! Тут такой его пот прошиб из всех пор – как в воду окунулся, такой стал мокрый. Похмелье явно срывалось. Но ведь есть же поговорка: дуракам и пьяницам везёт – рядом под ванной лежал большой детский кубик. Хвать его – а он даже в слив унитаза не проходит. Но это уже детали. Дальше – как по писаному. Изгнал его коллектив за отъявленное мародёрство. Это партработника или министра за подобное не выгонишь, а «слесарчука» – можно. Потом работал этот бедолага на кирпичном заводе и часто вспоминал о сказочном периоде в жизни, когда работал сантехником. А вообще работа в ремонтно-строительном управлении была настолько насыщена всевозможными нештатными ситуациями, что на спокойную размеренную жизнь рассчитывать не приходилось.
Что самое интересное – всевозможные аварии, а зачастую очень серьёзные, приходились как раз на предпраздничные, а то и на праздничные дни. Вот один из таких случаев.
Глава 24. Авария
Утро тридцать первого декабря. Спешу на работу. Мороз крепчал, да и ветер был нехилый, заставлял отворачиваться. Я уже хотел нырнуть в подъезд, где была моя контора, но что-то меня остановило – инстинкт, видать, сработал. На небольшом пустыре рядом с дорогой я увидел нескольких своих ребят. Чем ближе я к ним подходил, тем яснее видел их озабоченные лица. И тут, несмотря на сильный мороз, меня бросило в пот, ибо я увидел, что из-под снега вырываются клубы пара.
Ребята уже очистили от снега люк, который вёл в камеру коллектора, где проходила магистраль горячего водоснабжения, а стало быть, и отопления.
Опередив мой вопрос, мне объяснили: уже позвонили. Сейчас придёт районная аварийка… Дальше можно было не продолжать, ибо аварийка оказалась легка на помине. При взгляде на ситуацию на лицах аварийщиков тоже появился озабоченный вид. Правда, они их тут же закрыли масками, надели специальные костюмы, открыли люк и запустили туда своего спеца. На некоторое время мир замер. Ещё бы! Тут решалось, кому ликвидировать аварию.
Если трубу рвануло в камере, то район будет озабочен, но уж если за стеной камеры – об этом даже страшно было думать мне и моим ребятам. Но вот из камеры появилась голова в маске, плечи аварийщика, и он, не в силах более томить, снял маску – и все увидели широчайшую оскаленную улыбку, которая была обращена к его товарищам-аварийщикам. Он махнул в нашу сторону рукой и радостно прохрипел: «У них!». Как ни была эта перспектива тяжела, тем не менее она сняла с нас всякую скованность. Последовали быстрые чёткие команды, все уже не ходили, а носились исполнять то, что полагается в таких аварийных ситуациях.
Я срочно вызвал у своих друзей-механизаторов экскаватор, компрессор. Они, сочувствуя мне, всё очень быстро прислали. Хорошо ещё, что земля под снегом не сильно промёрзла, и экскаватор очень быстро докопался до плит теплотрасс. Худо было то, что плиты здесь были мощные и габаритные. Замучаешься их откапывать, да и не каждый кран её сможет оттуда вытащить. Просчитали, в каком месте теплотрассы сам прорыв трубы, и стали делать дыру в плите. Чтобы сделать большое отверстие, нужно больше времени и сил. По совету сварщика стали делать такую дыру, чтобы он смог пролезть к месту прорыва.
Быстро сменяя друг друга у отбойного молотка, пробили дыру. Станислав – газоэлектросварщик высшей квалификации, старший сын матери-героини – зажёг газовую горелку, сунул её в пролом, приказал держать его за ноги и сам, при такой поддержке, нырнул в дыру к трубе – к тому месту, где её прорвало. Опять наступила абсолютная тишина, только слышалось журчание газовой горелки да лёгкое подёргивание ног нашего героя. Вот шипение горелки прекратилось, послышались какой-то звук и подёргивание ног. Самые крепкие ребята, которые держали Стасика за ноги, тут же его выдернули, как репку из грядки.
– Не труба, а консервная банка! – выругался Стасик. – Открывайте задвижки, но только медленно.
Ребята растянулись вдоль трассы, чтобы подавать сигналы, и началась очередная нервотрёпка. Если бы недалеко где-то в стороне взорвалась бомба, её бы никто не заметил – в смысле, не услышал бы. Всё внимание было сосредоточено на запуске отопления. Вот давление воды на вводе, в системе поднялось до нормальной отметки. Все, как говорят, не дыша постояли ещё какое-то время над местом теперь уже бывшей аварии и радостно оживились. Быстро всё привели в порядок, засыпали и только тут оглянулись.