Москва-Лондон
Шрифт:
— Надеюсь, ты доволен мной, дорогой мой?
— О, Мэри, оставайся всегда такой! Я обожаю тебя!
— Жду!
— Буду!
На улице было светло, как днем, от множества факелов королевских гвардейцев. Народу же заметно поубавилось, а жаль, потому что Томас Грешем трижды прокричал на всю огромную площадь:
— Люди Лондона! Их королевские высочества принцессы Мария и Елизавета жалуют вам вино и пищу во всех тавернах города на всю эту ночь! Славы и долголетия добрым и прекрасным принцессам Англии!
Поднялся невообразимый шум, но он быстро растаял: люди бросились
в таверны славить своих щедрых принцесс, а заодно наесться и напиться за их счет, что случалось далеко не каждый день…
Грешем, властно и бесцеремонно оттеснив пажей, помог обеим принцессам сесть на своих лошадей.
— Я с трепетом жду тебя, — едва слышно пролепетала Мария и громко добавила: — Мне нужны будут ваши советы, сэр Томас. Вас не слишком затруднит навестить меня завтра ближе к полудню?
— А меня — после сестры? — прошептала Елизавета, а громко спросила: — Ах, сэр Томас, этот ларец из волшебных сказок в самом деле принадлежит теперь мне?
— Со всем его содержимым! — с улыбкой заверил ее Грешем.
— Я не знаю, как вас благодарить, — голос Елизаветы дрогнул, —
но я буду много думать об этом… и помнить… всегда…
А благодарить было за что: внутри ларца в великолепном драгоценном футляре лежало потрясающей красоты ожерелье работы великого маэстро Бенвенуто Челлини, совершенно не похожее на то, что он сотворил для принцессы Марии, но ни в чем не уступавшее ему. Все остальное пространство довольно вместительного, хотя и чрезвычайно изящного ларца заняли золотые монеты самого большого достоинства — мечта и надежда бедной принцессы…
Прощаясь с племянником, Джон Грешем сказал:
— Ты сделал много больше, чем можно было ожидать. Мне кажется, династия Тюдор может стать вполне управляемой, хотя, разумеется, общую стратегию этого процесса нам еще предстоит как следует продумать. Но будь крайне осторожен, Томми, мой мальчик, ибо королевский дворец — скверное место для легкомыслия и шуток. Впрочем, ты и сам все это знаешь не хуже любого из нас… Завтра непременно навести меня в конторе. Необходимо всесторонне обсудить ситуацию, оговорить время, место
и процедуру собрания учредителей нашей компании и, кроме того, — Джон Грешем лукаво подмигнул племяннику и ласково потрепал его по плечу, — я думаю, наступила пора платить долги…
— Что ты хочешь этим сказать, дорогой дядюшка?
— Для того чтобы достичь сегодняшнего успеха, тебе пришлось затратить что-то около двухсот тысяч фунтов. И это, разумеется, без учета твоих собственных трудов, которые ты великодушно даришь обществу. Таким образом, купечество Англии задолжало тебе двести тысяч фунтов, которые
я бы и хотел возместить. По поручению должников, разумеется…
Томас Грешем растроганно обнял Джона Грешема.
— Ни одному смертному на этой земле Господь не даровал столь мудрого и доброго дядюшки! — проговорил Томас. — Благослови тебя Господь!
— Ну-ну, не будем отвлекать Господа от его бесчисленных добрых дел. До завтра, Томми, мой мальчик. Кстати, банкет превзошел все мои ожидания! Поздравляю! Полагаю, ты обладаешь сейчас лучшей кухней в Англии… Итак, до завтра, дружок!
— Гммм… Не торопись уходить, дорогой дядюшка, — вдруг глухо проговорил Томас. — Этот великий день еще не совсем завершился. Прошу тебя, опустись снова в свое кресло.
Джон Грешем нахмурился, подошел к племяннику, положил обе руки на его плечи и впился в глаза острым немигающим взглядом…
— Говори! — жестко отрезал Джон.
Томас, не в силах вырваться из жгучего плена этого взгляда, проговорил, царапая иссохшее вдруг горло острыми обрезками слов:
— Сегодня… здесь… Мария… стала… моей…
— О, несчастный безумец! Я давно предчувствовал это!
Старый Джон Грешем резко оттолкнул от себя племянника, свалился
в кресло и обхватил голову руками.
— Но это еще не все, — продолжал Томас, выпив большой бокал темного и густого испанского вина.
— О боже… — в отчаянии простонал Джон, подобно часовому маятнику раскачиваясь из стороны в сторону и продолжая стискивать свою белую, как лунь, голову обеими руками. — Что еще мог натворить этот сумасшедший всего за один вечер?
— Ах, дядюшка, право же… Я полюбил эту женщину… Она любит меня… Сейчас я не в силах думать ни о чем другом… Сейчас я вовсе не Томас Грешем. Сейчас я просто человек, мужчина… Кажется, я впервые в жизни почувствовал себя таким образом… Нет, нет, молчи, дядюшка! Я наперед знаю все, что ты хочешь мне сказать! И ты, разумеется, прав. Завтра я, безусловно, полностью соглашусь с тобою, но сегодня… сейчас… Я только человек
и не пойму тебя… К тому же, не все еще сделано…
— Господи… — простонал Джон Грешем. — Останови этого безумца! Что еще?
— Эту ночь мы должны провести вместе…
— Разумеется, черт возьми! Я и не собираюсь покидать тебя этой ночью! Я должен попытаться вылечить тебя от безумия…
Томас вдруг засмеялся, сел на ковер у ног старого Джона, положил свою голову на его острые колени и сказал:
— Боюсь, втроем нам будет не слишком удобно в постели моей Марии… Я имел в виду провести эту ночь не втроем, а лишь вдвоем… с Марией. Надеюсь, ты поможешь мне в этом…
Джон Грешем долго перебирал роскошную шевелюру любимого племянника, то и дело вздыхая и тяжело, с присвистом, дыша. Затем натужно прокашлялся и проговорил: