Москва Первопрестольная. История столицы от ее основания до крушения Российской империи
Шрифт:
Ужаснулась Москва, увидев царя Ивана…
Недавно был он стройный, высокий ростом, с ясным взглядом серых, полных огня глаз. Его умное лицо украшали борода и усы, а на голове росли густые волосы.
Не узнала столица в сгорбленном старце, с искаженными злобой чертами, с совершенно вылезшими волосами на голове и бороде, потухшим взором, лишь изредка вспыхивавшем гневом и яростью, того Ивана Васильевича, который победоносно водил русские войска под стены Казани и Астрахани, друга Сильвестра и Адашева.
Точно туча нависла над столицей, когда Иван Васильевич 3
Царские рынды
Вся столица пришла в ужас, узнав, что царь в этих письмах заявил о желании оставить престол. Грозен был Иван, страшен гнев его, но безначалие и правление боярское, столь памятное во время малолетства царя, показалось людям московским страшнее правления царского…
Встревоженный народ требовал возвращения царя. «Государь оставил нас, мы погибнем! Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменными?! Как могут быть овцы без пастыря?!» – кричали все.
Под влиянием этих требований благословил митрополит святителя Новгородского Пимена и архимандрита Гдовского Левкия послами к царю, а с ними отправились в слободу Александровскую многие епископы, бояре, князья, окольничие, дворяне, приказные, купцы, мещане и другие люди просить царя вернуться в Москву и царствовать, как будет ему, царю, угодно.
Иван не ошибся. Недолго заставил он себя уговаривать и согласился «паки взять свои государства для отца моего митрополита Афанасия, для вас, богомольцев наших, архиепископов и епископов».
В Сретенье той же зимы торжественно въехал государь в Москву, окруженный любимцами, телохранителями с мечами, ружьями, дрекольями.
Навел страх на москвичей отъезд царя, а еще больший – его возвращение. Был царь грозным владыкой, не знавшим ни жалости, ни пощады, а вернулся еще страшнее. Поняли люди московские, что сами на себя беду накликали, и в ужасе притихла Москва, ожидая гнева царского.
Не заставил он себя долго ждать.
На другой же день, 3 февраля, по Москве пронеслась зловещая весть – завтра суд царский.
И все знали, что это значит.
Этот суд не ведал ни милости, ни сострадания, ни правды. Ничто не спасало от царских подозрений. Иоанн не давал себе труда даже проверять домыслы, посылая несчастных на казнь. В свирепом гневе своем не знал он
Хорошо, если обреченному на смерть удавалось перейти в ее холодные объятия без мук, без пыток, придумываемых с особенным старанием самим царем и его любимцами. Но не многим это удавалось. Царь не только казнил своих мнимых врагов, но и старался отравить всевозможными мучениями их последние предсмертные часы.
С трепетом ожидали московский люд, на кого в этот раз падет тяжелый жребий гнева царского.
Рано утром 4 февраля вся столица устремилась на площадь. Взошло солнце, чтобы видеть новое кровавое дело, одну из черных страниц истории, несмываемое пятно с царствования Ивана Грозного. Видеть, как славный воевода князь Александр Борисович Горбатый-Шуйский, потомок святого Владимира, Всеволода Великого и древних князей суздальских, знаменитый участник покорения ханства Казанского, муж ума глубокого, искусный в делах ратных, ревностный друг отечества и христиан, станет первой жертвой нового безумия царя.
Спокойно, с глубокой думой на челе старый русский князь шел на заклание об руку со своим семнадцатилетним сыном Петром Александровичем…
Тяжело было старому боярину, всю жизнь служившему и на полях ратных, и в иных делах дорогой ему Руси, не щадившему ни своих сил, ни здоровья. Тяжело и обидно было, но не за себя сжималось его сердце от страшной боли – от сознания, что с собой на плаху он ведет юного сына. Растил, лелеял он его, воспитывал в страхе Божьем, готовил на службу родине, вселял ему с малолетства любовь к ней, знал, что не посрамит отца и предков Петр, будет достойным носителем имени Горбатых-Шуйских. И вот этому сыну судил Господь сложить голову на плахе под ударом палача.
Не к жизни привел он, отец, своего сына, не на широкий путь служения родине указал ему, а на жестокую смерть. Если он, старый князь, умирал за сознание, что Иван не царь Руси, Богом поставленный, не помазанник Божий, а мучитель лютый, утративший образ и подобие Божие, то ведь Петр, чистый сердцем и помыслами, умирал лишь за то, что чтил отца, исполняя завет Христов.
Покорно шел молодой князь Петр об руку с отцом. Не судил ему Господь пути жизни, не судил ему быть утешителем старости отца, а судил принять венец мученичества, принять смерть вместе с тем, кто дал ему жизнь.
В немом ужасе смотрела толпа, как взошел на плаху старый князь, сын любимого народом воеводы Василия Ивановича Горбатого-Шуйско-го, наместника в Новгороде и Пскове, члена Верховной боярской думы в пору малолетства царя. И поняла толпа, кого она возвратила на царство, поняла, что за этим страшным днем наступит и другой, и будут новые жертвы. Безумию Ивана Грозного дали силу.
Княжич подошел к отцу и склонил перед ним в последний раз колени. Долго крепился старый боярин, но не выдержал, и покатились из глаз его на седую бороду тяжелые, редкие слезы. Благословил он сына на смерть земную, а следом за ней – на жизнь вечную. Обнял его и трижды поцеловал. Князь Петр склонился на плаху.