Москва Поднебесная
Шрифт:
Задержанных доставили в отсек № 113. Отсек представлял собой бронированную, ярко освещённую камеру, одна стена которой была абсолютно прозрачной и совершенно непробиваемой. Он использовался на «Плакоме» в качестве сверхгерметичной лаборатории для проведения опытов, последствия которых могли оказаться крайне плачевны. Здесь, к примеру, испытывали вредоносные вирусы, новое молекулярное оружие и прочие кошмарные изобретения, итог которых прогнозам не поддавался. Это было самое надёжное во всём бункере-полигоне помещение, способное выдержать взрыв водородной бомбы малой мощности и полностью его нейтрализовать.
Преступников, предварительно освободив от пут
– Ну что ж, господа, – с чувством обратился Жирков к собравшимся, – вот те самые выродки, что посягнули на нашу родину! Не знаю, кто они, откуда взялись и чьи интересы представляют, кто их финансирует и какие учёные умы способствуют воплощению их фокусов в жизнь! Я имею в виду левитацию, мгновенную трансформацию Останкинской телебашни, кражу самолёта и прочие гипнотические эксперименты над гражданами, но знаю одно… – Тут он сделал трагическую паузу и обвёл взглядом замерших в ожидании учёных. – Все совершённые ими действия преступны! Они подорвали важнейшие стратегические основы государственности, разрушили управленческие механизмы, посягнули на наши идеологические принципы! Мы с вами понимаем, как и чем власть держит народ в узде! Это в первую очередь телевидение и алкоголь! Как и в любые времена, толпа хочет хлеба и зрелищ! Хлеба и зрелищ, господа! И более ничего!
Учёные и специалисты согласно загудели и одобрительно закивали, переглядываясь друг с другом. Каменно-непреклонным остался один Первородько. Незаметно для остальных он бегал по аудитории глазками, словно выискивая в толпе собравшихся научных светил несогласного предателя государственных основ.
– Они же, – продолжал Еремей Багдасарович, тыча в бронированное стекло пальцем, – в одночасье всё это разрушили! О чём теперь будет думать страна? Народ о чём будет думать? Чего станет желать? – Он вопросительно уставился почему-то на Никромантова, словно это по его вине случились несчастья в государстве. – Телевизор не работает, а следовательно, отвлечься от раздумий никакой возможности нет! Что человек делал раньше в таком случае? Правильно – пил! А теперь? Чем ему себя занять? Нечем. Водка же отравлена вся!
Тут среди учёных пролетел печальный вздох, будто речь шла о почившем, горячо всеми любимом товарище.
– Ещё чего доброго, – гневно возмущался генерал, – книжки начнут читать! И причём все сразу! А вы знаете, что пишут в книжках. Что карябают там эти так называемые писатели? Эти контрреволюционеры пера! Какие мысли у них? Представляете, что будет? Представляете, если каждый начнёт думать: а отчего это я так живу? И живу-то плохо… А к чему я стремлюсь? И кто виноват в этом? Задумается он… И чего захочет такой человек? Такое общество?..
Жирков пожирал жёстким взглядом аудиторию, и гробовое молчание разлилось по ней.
– Мы знаем историю. Знаем, что вызревает в головах масс от отсутствия возможности самореализации. Революции и войны вызревают. Вот что нас ждёт! А виной всему эти выродки. – Он ожесточённо кивнул на фантастическую троицу. –
Тут генерал задумался минутно и обвёл мрачным взглядом решительно всех.
– Как знать, может, и среди вас есть те, кто мог способствовать этим фокусникам в осуществлении столь коварной диверсии?
После этих слов и так сконфуженный вниманием оратора Никромантов моментально покраснел и потупил взгляд, словно ненарочно воздух попортил. Некоторые скосились на него подозрительно, а Первородько что-то пометил у себя в блокноте, переглянувшись с генералом.
– Так вот, – генерал принялся расхаживать перед интеллектуальным собранием, заложив руки за спину, – наша задача – как можно скорее вывести их на чистую воду, обнаружить идейного вдохновителя диверсии и ударить молниеносно! Со всей мощью, на которую мы способны! А мы, уверяю вас, – Жирков почему-то снова хищно посмотрел на совсем бледного уфолога Никромантова, – можем многое!
Павел Первородько ехидно ухмыльнулся, услышав эти слова, еле заметно кивнул и скосился на уфолога, снова что-то записав в блокнот.
– Думаю, что время нам терять не стоит. И так многое потеряно. Предлагаю прямо сейчас, немедленно и приступить к допросу! – Генерал сосредоточенно осмотрел учёную комиссию, и никто не ответил ему возражением.
Все присутствующие расселись пред стеклом на стулья, обитые кожзаменителем, достали кто блокноты для записей, кто диктофоны, кто электронные записные книжки, а уфолог Никромантов Савелий Каримович извлёк из своего саквояжа странный измерительный прибор, похожий на амперметр, только если бы тот сделан был в эпоху палеозоя. В ответ на приподнятую вопросительно бровь генерала Жиркова уфолог, запинаясь, объяснил, что собирается с помощью этого прибора зафиксировать «кармический синусоидальный фолиант» преступников и в особенности его интересует холодильник, так как подозревает его Савелий Каримович в связях с внеземными цивилизациями. И снова горе-уфолога наградили собравшиеся презрительными и оскорбительно-насмешливыми взглядами, словно тот был болен слабоумием, а генерал украдкой поинтересовался у своего помощника Первородько, кто этого идиота вообще пригласил?
– Состав комиссии составлен президентским советом и лично одобрен главой государства, – помощник развёл руками, соратнически изображая на лице неприязнь к уфологу.
Наконец, когда все расселись по местам, допрос начался. Хотя больше это действо походило вовсе не на допрос. Скорее, на закрытую пресс-конференцию.
– Кто вы такие? – вкрадчиво спросил взрывник Мурлонский, удостоившийся чести быть первым.
– А вы не видите? – изумился молодой человек по имени Василий. Он сидел за стеклом на простом табурете. На его печальном лице слева у скулы явно проступал свежий кровоподтёк. Из разбитой брови выступала засохшая, а оттого почти чёрная струйка крови.
– Вы здесь не на телепередаче! – властно прикрикнул генерал. – Вам задают вопрос, вы обязаны отвечать!
– И вовсе я не обязан, – спокойно парировал Василий, – более того, я считаю, что ни один человек не обязан делать что-то по приказу другого, против своей воли!
– Но всё же, кто вы? – сдержанно и с некоторой дружественной интонацией встрял в разговор Пётр Ильич Прикидыш, знаменитый на весь мир химик, автор ряда статей и научных публикаций, одна из которых затрагивала тему зарождения жизни во вселенной. Отчего-то Пётр Ильич был уверен, что задержанные посвящены в некую тайну, сокрытую от остальных людей, и это влекло его неудержимо. Жажда познания являлась ключевой чертой его характера.