Москва-сити
Шрифт:
– А вы ведь, мужики, не помогать приехали, вы ведь моего Степана искали, верно? – Она не стала ждать их ответа, она была уверена в том, что ее догадка верна. – Господи, – сказала она, вдруг горько вздохнув, – да что же они такое сотворили-то, что их убивать начали? Ну скажите мне, я вас умоляю, я на все готова! Мне ведь сына еще растить, ребята! Я должна, должна знать, понимаете?…
Что они могли ей сказать? Ничего пока не могли. Ну и крутились как умели.
– Я знаю, знаю, – горячо бормотала она, – это все Батяня, Глеб Аверьянович. Я всегда и Степке своему и Юрке говорила: держитесь вы от него
Следователи понимали, что давно уже засиделись, но она все держала их и так разговорилась, что, казалось, вовсе не хотела их отпускать; несколько раз она махала рукой в сторону двери, выпроваживая очередную гостью в черном: погоди, мол, не мешай…
Кончилось все тем, что Лидия Васильевна все же уговорила их выпить на посошок, поставила перед ними большую миску вчерашнего, но вполне съедобного салата и по куску янтарно дрожащего холодца.
Где может жить так не любимый ею подполковник Глеб Аверьянович она не знала, но была почему-то уверена, что в Москве.
– Знаете, – сказала она на прощанье, – припоминается мне такой разговор у ребят, что из разведки своей Глеб Аверьянович ушел, а устроился начальником службы безопасности у какого-то олигарха… Степа даже распалился тут как-то: «Чем нами всякие дыры затыкать, лучше бы к себе в штат нас взял…»
Напоследок, узнав, что у них все это время в машине сидит водитель, она велела привести Егора Михайловича и усадила его за стол, как он ни отказывался. Так что ехали они назад, в Москву, уже в непроглядной темени, измотанные, но в общем-то довольные поездкой. Каждый по-своему. Подзаправившийся Егор Михайлович все восхищался: «Вот что значит офицерская жена!» Следователи же были уверены, что теперь дело точно идет к завершению: отыскать в Москве или области подполковника с именем Глеб Аверьянович (фамилию Лидия Васильевна так и не вспомнила), особого труда для них не составит…
Если он, конечно, еще жив, а не отправился следом за двумя подельниками, которых, может, сам и препроводил на тот свет.
– Да! – вспомнил вдруг Якимцев. – Ты чего, Федор Николаевич, меня все локтем-то толкал?
– А що таке? Больно вам сделал? Я хотел, чтобы вы спросили, почему тот Юрка помер. А оно само все образовалось, так что извиняйте, товарищ младший советник юстиции!
– Ну то-то же!
ТУРЕЦКИЙ
Я вышел на Исмаилова с большим трудом. Сначала не хотела соединять секретарша: «Джамал Исмаилович очень занят», потом Исмаилов якобы куда-то отъезжал, потом она придумала еще что-то, так что пришлось мне пойти на хитрость, немного припугнуть секретаршу лежащей лично на ней ответственностью.
Меня брала злость. Черт бы побрал все эти перемены в жизни! Это ж надо – старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры звонит человеку, а тот демонстративно не хочет с ним разговаривать. Олигарх хренов!
Наконец Исмаилов все же соизволил взять трубку. Он внимательно выслушал меня, никак не комментируя то, что услышал, не выказывая никакого к нему отношения, и я с невольным уважением подумал, что Исмаилов, судя по всему, и впрямь противник очень серьезный – такой уверенной силой веяло почему-то от его молчания, даже через телефонную трубку…
Наконец «олигарх» сказал:
– Я пришлю к вам своего адвоката. Разговаривайте с ним.
Но я уже был нацелен на предстоящую схватку с этим человеком.
– А вот это вы напрасно, – сразу отреагировал я. – Напрасно отказываетесь дать показания, помочь следствию. Я ведь, между прочим, имею право в случае необходимости доставить вас и в принудительном порядке. Только тогда наша беседа будет иметь совсем другой формат, как теперь принято говорить. Зачем мы будем осложнять отношения с самого начала, Джамал Исмаилович? Вам это надо? Лично мне – нет.
Я ожидал яростного сопротивления, тем более что Исмаилов молчал, видимо взвешивая все «за» и «против». Но он ответил как вполне разумный человек:
– Ну хорошо, вы меня убедили. Только знаете что, может, вы ко мне подъедете, а не я к вам? Ужасно неудобно разрывать день. Да и поговорить тут, в моем офисе, можно, я полагаю, более комфортно, чем у вас…
Каков нахал!
– Нет уж, давайте вы к нам, – твердо возразил я. И добавил для пущего эффекта: – Как в «Бриллиантовой руке», помните?
– Про Колыму? Ну и юмор у вас, однако. Конечно, помню, – без всякого энтузиазма отозвался Исмаилов.
– Ну вот и приезжайте. Давайте уж соблюдем формальности.
– А что, если ближе к вечеру?
– Да, пожалуйста. Как вам удобно – в пять, можно даже в шесть… Только тогда, знаете, не могу гарантировать, что мы с вами рано освободимся. Так что по времени ориентируйтесь сами.
– Ну а как насчет адвоката? – напомнил мне Исмаилов.
– Допрос свидетеля, согласно закону, производится без участия адвоката. Вот обвиняемого – другое дело! Так когда?
– Давайте в четыре, устроит?
– Я уже сказал: меня все устроит, лишь бы сегодня. – Я невольно вздохнул, представив себе, как из-за этого самоуверенного типа сижу в конторе до поздней ночи. Спросил на всякий случай: – А кстати, где находится ваш офис?
– Как, вы этого не знаете? На Якиманке, рядом с Президент-отелем…
Так я и думал. Такова, увы, братцы специфика следовательских мозгов. Задавая Исмаилову этот вопрос, я подсознательно думал о своем визите в «Стройинвест», о рассказе Дворяницкого о том, что он делал 19 декабря. Стало быть, между этими двумя деятелями была какая-то основательная связь.
…Исмаилов выглядел совсем не так, как я его себе успел представить, слыша голос по телефону. У него было тонкое, умное лицо интеллигента – эту интеллигентность придавали ему и цепкий взгляд из-за тонких, элегантных очков с затемненными стеклами, и резкие складки возле губ, и большой матово-белый лоб. И вообще, он весь был какой-то женственно-изящный, тонкий, но в то же время в нем чувствовалась мощная уверенность в себе, чувствовалась незаурядная сила. А может, то была не сила, а порода – у него была прекрасно посаженная на белой мускулистой шее голова, широкие плечи и тонкая талия танцора. Прядь воронова крыла волос с заметной проседью изящно падала на лоб, оттеняя его странную, неестественную белизну. Я старательно искал в облике этого человека что-нибудь, что мне не понравилось бы, и пока не мог найти.