Москва времен Чикаго
Шрифт:
— То есть?
— Направить в Генпрокуратуру свое письмо, в котором обосновать противозаконные факты вмешательства чиновников Администрации в деятельность правительства.
— Но это же открытая война!
Титовко равнодушно пожал плечами. Затем вынул из одного кармана сотовый телефон, а из другого процессинговую машинку. Что-то поколдовал на ней, затем набрал на телефоне сотовой связи нужный ему номер. И стал в присутствии ничего не понимающего хозяина кабинета разговаривать с абонентом.
— Привет! Это я. Да, из «Белого дома». Нормально. Слушай, когда следующее заседание Государственной Думы? Завтра? Ты готов на нем выступить? Да, тему я тебе сообщу. Разумеется, не задаром. Отлично: ты настоящий товарищ.
Закончив разговор, Титовко обратился к Николаю Николаевичу:
— Если вы так боитесь войны, скандалов и прочее, есть другой путь: закрытая война. Я сейчас переговорил с депутатом Госдумы: он готов завтра же озвучить все необходимые нам факты. И потребовать от Генеральной прокуратуры официально их расследовать. А дальше — дело уже ваших личных отношений с Генеральным прокурором. Если Александр Михайлович сочтет возможным, то он может вполне законно отложить документ президентской Администрации и рассмотреть в первую очередь требование Думы.
Премьер-министр смотрел на своего подчиненного и не знал, что делать: негодовать или восхищаться? Наконец он поинтересовался, перейдя для такого важного случая на «вы»:
— Скажите, у вас есть совесть?
— А что это такое?
— М-да.
— Вы прекрасно знаете, что для профессионального политика это качество совершенно излишне. Более того, оно просто мешает. Итак, как поступим? Вы одобряете?
— А что, у меня разве есть выбор?
— Выбор у человека всегда есть.
— Действуйте. Кстати, а что этот депутат потребует взамен? Вы, кажется, в разговоре с ним намекнули, что это будет не задаром.
— Именно так, Николай Николаевич. Но не беспокойтесь: платить буду я.
Премьер-министр кивнул, а про себя подумал:
«Лукавишь, господин Титовко! Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Так что платить мне придется. Только расплачиваться придется с тобой».
Но поскольку сейчас никто никакой платы не требовал, а проблема счастливо разрешалась, он успокоился. И предоставил Титовко полную свободу действий.
…Джульетта не спеша возвращалась домой, благо погода стояла прекрасная, солнышко ласково грело, а птицы, точно снова наступила весна, вдруг зачирикали и запели. Но у подъезда своего дома она почувствовала что-то неладное. Чувствительное женское сердце плюс профессиональная наблюдательность подсказали, что не все благополучно в королевстве датском.
И потому она остановилась у подъезда, настороженно озираясь по сторонам. Но ничего подозрительного бдительной женщине обнаружить не удалось. Джульетта даже впервые пожалела, что на скамейке нет бдительной соседки: уж Люся Петровна наверняка доложила бы ей все новости. Потому не оставалось ничего, кроме как подняться к себе в квартиру.
На лестничной площадке тревога вновь овладела ею. Охраны возле двери не было. Пахло порохом. Она остановилась, не зная, что предпринять: открывать квартиру своим ключом, звонить Мягди или ждать соседей?
И тут приоткрылась соседняя дверь, из которой высунулась перепутанная физиономия соседки. Она настороженно поглазела вокруг и зашептала зловещим голосом:
— Ой, Джулечка-милочка, что творится! Среди бела дня людей убивают!
— Кого? Мягди? — только и смогла вымолвить Джульетта и невольно стала оседать, потому что ставшие вдруг ватными ноги больше ее не держали.
— Нет, с вашим кобелем все в порядке! Ой, извините, Джулечка-милочка, с другом! Другой ваш ухажер пришел с бандитами, и они начали стрелять.
— Петраков?
— Он, милочка-Джулечка, мер, он самый.
— Мэр, — машинально поправила Буланова.
— Мерин он, а не мэр. Причем сивый! Больше я за этого бандита никогда голосовать не пойду. Я…
Но Джульетта уже не слушала болтливую соседку. Она опрометью бросилась к двери, дрожащими руками вставила ключ в замочную скважину и, только когда вошла в квартиру и увидела Джевеликяна, немного успокоилась.
— Жив! — с радостным криком бросилась она ему на шею.
А для него это было самой большой наградой: она его по-настоящему любит! Да ради этого можно убрать с дороги не одного Петракова!
Усков же тем временем был вынужден вновь отложить свой марш-бросок на крепость, где укрылся преступник. Только он собирался подняться на третий этаж, как к подъезду подошла Джульетта. Пришлось опять спрятаться, иначе вся операция пошла бы насмарку. Буланова могла поднять крик, грудью встать на защиту своего бандита, предупредить его, наконец.
Пришлось некоторое время выждать. Ровно столько, чтобы женщина вошла в свою квартиру.
«Впрочем, — мелькнула у него мысль, — а почему бы не воспользоваться этой неожиданной удачей? И не войти в квартиру вместе с хозяйкой?».
Так он и поступил. Постарался незаметно проследовать за журналисткой. Она была в таком волнении, что даже ни разу не обернулась и не посмотрела, не идет ли за ней кто по лестнице следом.
Не доходя до площадки третьего этажа, Усков притаился за лестничным поворотом. И был свидетелем важного для него разговора Булановой с соседкой.
«Значит, дело дошло до перестрелки! — с удовлетворением подслушал он. — И кто-то из охраны Джевеликяна ранен или даже убит! Прекрасно: это намного облегчает мою задачу!»
Дальше все было делом техники. Стоило Джульетте повернуть ключ и открыть дверь, как следователь оказался почти рядом. Но спешил он напрасно: хозяйка квартиры и ее гость так увлеклись любовным объятием, что забыли обо всех на свете. Ускову даже пришлось немного подождать, чтобы не прерывать трогательной идиллии. Наконец Буланова попыталась отклеиться от Мягди, и в это время Усков, наставив пистолет на Джевеликяна, громко сказал: