Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь
Шрифт:
Невероятный случай для красивой актрисы — она была умна. Ее эротизм имел интеллектуальный налет, может быть, поэтому она потрясающе играла героинь Серебряного века. Еще более невероятно для актрисы — она была преданной режиссеру. В свое время ушла из престижного «Современника» за бездомным режиссером Виктюком, таскалась за ним по всем площадкам. Испытала шок, узнав, что он на ее роли вводит других актрис.
— Что же он теряет самых преданных людей? — удивлялась она.
Последний год на нее многие обижались — стала капризной, конфликтует. А она скрывала, что тяжело больна и иногда нервы сдавали. От болезни сильно похудела. И хваталась за абсолютно
Все же страшно устроена жизнь. Женька Дворжецкий по прозвищу Нос, Дворжак, оставивший нам историю в портретах, в 2000 году как-то внезапно и от этого чудовищно несправедливо сам ушел в историю, присоединив свой портрет к неживым уже — Шкаликову, Нефедову, Метлицкой… Он нелепо погиб в автокатастрофе, которой по всем следственным экспериментам не должно было быть. Просто вез друга по Каширскому шоссе в Онкологический центр для подтверждения диагноза. Страшный диагноз не подтвердился, и они, счастливо болтая, выехали на перекресток…
Самое страшное, что Женя был последним актером в славной артистической династии Дворжецких. Он оставил после себя маленьких дочь и сына, а еще воспоминания о своих прекрасных ролях и огромное количество альбомов, где светом написан портрет целого поколения — трагического, но не сдавшегося.
Злодейка-сопрано с ангельской душой
Оперная певица в общем представлении — это прежде всего крупный формат, крайняя степень стервозности, сильные локти в нагрузку к сильному голосу и сильные покровители из верхних эшелонов власти. У знаменитой сопрано, солистки Большого театра Маквалы Касрашвили ничего вышеперечисленного нет, за исключением великолепного голоса, покорившего Италию, США, Англию (далее везде) и… приличного веса, который является ее тайной мукой. Как уверяют ее друзья, весь немалый объем Маквалы заполнен… добротой. Она не мастер интриг, не борец за ведущие партии. И даже когда маловоспитанный пекинес Микки прокусил ей верхнюю губу, певица, заливаясь кровью, мучилась не тем, как ей в таком виде выходить на сцену, а переживала моральную травму своей собачки. И никто из близких не подозревает, что она
ЗЛОДЕЙКА-СОПРАНО С АНГЕЛЬСКОЙ ДУШОЙ
Квадратная певица — Привет от Фроси Бурлаковой — К подвигу Марии Каллас не готова — Своих друзей не предает — Связки не терпят алкоголя — Падение Орлеанской девы
Как только я переступила порог ее дома, виновник вышеуказанного кровопролития встретил меня агрессивным лаем, за что получил очередную порцию упреков, целиком состоящих из выражения «чеми окро», что в переводе с грузинского означает «мой золотой мальчик».
— И он понимает по-грузински?
— Конечно. Он понимает «гулять», «иди ко мне». Даже Алла Демидова, когда Микки живет у нее, говорит с ним по-грузински — «чеми окро».
— А вино он, случайно, не пьет?
— Нет. Но очень любит хачапури, которые готовит моя сестра.
— Маквала, когда вы начали петь?
— Профессионально учиться пению я начала в двенадцать с половиной лет. Я рано сформировалась физически и к этому возрасту тянула на семьдесят четыре килограмма — такая была певица-толстушка. По радио слушала оперные арии и подражала певицам, до сих пор помню — Заре Долухановой. Однажды меня услышали знакомые из Кутаиси: «Ой, девочка, у тебя голос есть. Тебя
И после отдыха в пионерском лагере я сказала маме, что хочу уехать учиться в Тбилиси. Она испугалась, что потеряет меня, схватила и потащила в местное музыкальное училище. Все экзамены к тому времени закончились, но меня послушали и приняли на первый курс. И за четыре года, что я училась в училище, я потеряла голос. Пела в любом состоянии: и простуженная, и в критические дни. Я чуть не лишилась голоса.
— Значит, это не выдумка, когда в фильме «Приходите завтра» русский самородок Фрося Бурлакова теряет голос именно потому, что бессистемно пела где попало, когда хотела…
— Конечно, конечно. Вы знаете, Бог дает голос, но если у певца нет головы, ни один педагог не поможет. У начинающего вокалиста от природы есть навыки пения, их надо беречь и только добавлять к ним то, чего не хватает. Но нельзя нарушать природу. А мою природу нарушили. Меня заставляли все время петь, увеличивали нагрузки. Кончилось тем, что у меня чуть узлы не появились на связках.
И когда я поступала в консерваторию (а все помнили, как я начинала в училище), профессор Вера Давыдова из Большого театра, которой я показалась, сказала: «Зачем она мне такая нужна — квадратная, как стол, и безголосая?» Я рыдала, и Давыдова меня все-таки взяла. Через год мой голос ко мне вернулся. Профессионально она меня поставила на ноги. Вот почему я повторяю всегда певцу надо иметь голову: воспринимать то, что нужно, что годится для тебя, а что не твое — отторгать.
— А как вы попали в Большой театр? Вам не говорили, как в кино: «Приходите завтра»?
— Случайно попала. Заведующий оперой и замдиректора театра оказались в Тбилиси и пришли на концерт в консерваторию. После спросили меня, не хочу ли попробовать свои силы в Большом театре? Через месяц я получила вызов в Москву и на прослушивании пела арии из «Богемы» и «Тоски» и… Так я попала в Большой — вот это судьба. Когда я пришла — это конец шестидесятых годов, — в Большом уже были Атлантов, Мазурок, Образцова… Мощные дирижеры — Хайкин, Димитриади, Рождественский. И отношение к молодежи было другое — искали таланты по всей стране.
Мне было у кого учиться. В начале моей карьеры я работала с Ростроповичем над «Онегиным» и «Войной и миром». Вишневская, например, когда выходила на сцену, сама себе продумывала грим, пластику, костюм. Вишневская (ну вы знаете, какой у нее острый язык), если чувствовала, что чего-то не хватает, отправлялась к режиссеру Покровскому со словами: «Пойду, пусть заморочит мне мозги». Только крепче выражалась. И я, когда готовила Иоланту, тоже пошла к нему: «Как играть слепую?» Ведь все певицы в этой роли ходили по сцене как бы на ощупь. «Но она же не знает, что она слепая», — сказал мне Покровский. Поэтому Иоланта у меня была совсем не голубая героиня, и трагедия начиналась тогда, когда девушка понимала, что она не как все. Вот такая у меня была школа.
— В опере больше всего поражает такое несоответствие: певицы, как правило, крупноформатные и в возрасте, а поют партии стройных, юных героинь. Скажите честно, вас это не смущает?
— Меня, конечно, терзали эти проблемы. В свое время, когда я весила шестьдесят восемь килограммов, Вишневская мне говорила: «Тебе надо быть кожа и кости, чтобы выглядеть более-менее». А у меня просто широкая кость. Если я чувствовала, что не соответствую образу, я всегда уходила от роли. И если бы мне сейчас предложили петь Иоланту или Татьяну, я бы отказалась. Есть роли, которые нужно петь только молодым.