Мост через огненную реку
Шрифт:
Они вывалились на площадь, стражники толкнули Бейсингема на камень возле колодца, где уже распоряжался пожарный, тот что-то крикнул, и на Энтони обрушился водопад, потом еще и еще… мир вздрогнул и стал на место. Пожарный подошел, присел на корточки, взял его за подбородок и заглянул в глаза.
– Оклемался? – спросил он.
– Все в порядке, – выдохнул Энтони, все еще не в силах отдышаться, и принялся расправлять свой платок. – Спасибо, Флори. Принимайте командование. Какой из меня тут, к черту, командир, самому нянька нужна…
– Глупости! – пожал тот плечами. – Это огненный морок. Со всяким может случиться, и со мной было. Два раза такие вещи не повторяются, так что не опасайтесь.
Бейсингем поднялся. Морок схлынул, как волна, и он чувствовал себя на удивление спокойно, голова работала великолепно. Он огляделся: стражники занимались своим делом, на него никто даже не смотрел, и он не понимал – то ли это деликатность, то ли солдатам попросту не до оскандалившегося генерала. Пожарный тоже стоял рядом и помалкивал. Энтони прислушался: он уже научился ориентироваться по слуху.
– Надо идти, Флори, здесь народу уже почти нет…
– Огонь подходит к аббатству, – каким непостижимым образом пожарный на дозорной площадке ориентировался в затянутом дымным маревом городе внизу, Гровер не понимал. – Плохо. Там наверняка уйма людей…
– Чего ж тут плохого? – удивился максимус. – Церковь выстроена на совесть, стены толстые, гореть особо нечему. Там, пожалуй, не одна тысяча человек спасется…
– Если бы все было так просто, мейстер… – покачал головой пожарный. – Молитесь за тех, кто сейчас там. Это все, что мы можем. Даже предупредить их, и то не успеем…
По мере того как он говорил, Гровер, оттягивая душивший его воротник, все больше поворачивался к максимусу. Потом оба, не сговариваясь, подняли глаза на поднимающийся над дымом купол, так, словно ждали, что тот в любую минуту рухнет…
– …Надо идти, здесь народу уже почти нет, – сказал Энтони.
– Погодите-ка, ваша светлость, – ответил Флори. – Успеем. Ветер сносит дым, так что я хочу кое-что посмотреть…
Они находились на одной из относительно богатых площадей, где было немало домов из трогарского мрамора. Пожарный остановился посередине площади, перед одним из таких домов – небольшим особнячком, зажатым между двумя мещанскими постройками. Энтони тоже стал наблюдать. Домик некоторое время стоял, потом белые стены начали покрываться трещинами, рассыпаться, крыша рухнула, и над грудой обломков взмыло веселое пламя.
– Так оно и есть… – сказал пожарный. – Я об этом слышал, а теперь и вижу – эти белые камни не выносят огня…
– И что это значит? – не понял Энтони.
– Ничего хорошего. Из этого камня в нижнем городе не только дома, но и церкви строят. Так? А народ куда бежит отсидеться? В храм. Так? Значит, правильно, что из храмов народ выгоняем.
– И какая к нам ближайшая церковь? – поинтересовался Энтони.
– Сальвианское аббатство, – ответил пожарный, и оба с ужасом уставились друг на друга.
…И вот они на площади Святой Сальвии, перед белоснежной громадой аббатства, вокруг которой, вплотную или почти вплотную, теснятся все те же мещанские дома. В свете укрепленных над входом в церковь факелов Энтони оглядел свое воинство. Не больше двадцати человек. А в аббатстве – сколько людей в аббатстве? Тысяча? Две? Сколько вообще народу может вместить такой громадный собор?
– Ну, теперь ваша работа, милорд, – покачал головой пожарный. – Это дело не для меня.
– Сержант, – сказал Бейсингем сотнику, – слушай меня внимательно. Мы идем в аббатство. Я пройду вперед. Пока буду говорить, расставишь солдат. Восемь человек с факелами, редкой цепью, от собора до улицы Солнца. Люди будут выходить, пусть показывают им, куда идти. Остальных в собор, возле дверей, воронкой. Ты должен не допустить паники. Как хочешь, любым путем, но паники быть не должно.
– Знаем, – усмехнулся сотник. – Не впервой. Ваша светлость… – начал он.
– Не смотри на меня так! – оборвал его Энтони. – Со мной все в порядке.
– Да знаю я, что в порядке, ваша светлость. Я хотел сказать: платок снимите, а то еще хуже всех напугаете. И так-то мы на чертей похожи…
Энтони обвел взглядом солдат, словно впервые увидев их: зеленые с белым мундиры давно уже потеряли всякий цвет, на головах грязные тряпки, на черных лицах сверкают белки глаз – и вправду черти! Он размотал платок – и капрал вдруг закатился смехом, вслед за ним захохотали солдаты. Бейсингем осмотрел себя: тонкий, когда-то белый камзол разорван, руки черные, но в целом ничего особенного.
– Ну и что вы ржете? – недовольно спросил он. Сотник, не в силах говорить, показал на его шею. Энтони машинально поднял руку и нащупал ожерелье. Он представил себе, как он смотрится, такой – и с рубинами, и тоже зашелся от смеха. Чуть-чуть успокоившись, горделиво выпрямился и тряхнул головой:
– Так оно даже лучше! – и толкнул тяжелую дверь.
В соборе было не протолкнуться. Горели свечи, слышалось пение и слова молитвы. Нашли время, нет, ну нашли же время! Он шел вперед, раздвигая толпу, и думал. Если сказать им, что здесь может быть опасно… нет, они не уйдут. Не поверят. Каменный собор, железная крыша. Да еще святое место, как же оно может… А если сказать правду… Тогда толпа превратится в стадо, которое ринется к выходу, давя друг друга, и будет биться у дверей, пока стены не обрушатся или пока всех не передавят. Что же делать?!
Так ничего и не решив, он поднялся на кафедру чтеца – то загадочное место, на котором каждое произнесенное слово слышно во всем соборе. По толпе прошел ропот.
– Святые отцы! – сказал Бейсингем. – Хватит! Потом до-молитесь!
Голос, севший от дыма и крика, звучал сорванно, но четко. Не зря его двадцать лет учили командовать так, чтобы слышно было на весь лагерь и ближние окрестности. Если надо, рявкнуть как следует он сможет. Пока сможет…
– Слушайте меня! – начал Энтони. – Из собора надо уйти! Здесь оставаться нельзя!
Что же сказать? Да чего думать? Лепи, что придется!
– Объясняю, почему. На крышу летят головни. Крыша железная, она раскаляется, под ней деревянные стропила. Они загорятся, и все это рухнет вам на головы.
Толпа ахнула.
– Тихо! – крикнул Бейсингем и закашлялся, но люди остановились.
– Ну что вы мечетесь, как овцы? У нас полно времени. Я же не сказал, что она уже падает! – Энтони коснулся ожерелья и засмеялся, ему вдруг стало весело, как бывало весело в хорошем бою. – Вы с воскресной службы расходитесь за четверть часа. А у нас целый час в запасе. Так что выходите спокойно и идите туда, куда покажут солдаты. Там, правда, жарковато для весны, но пройти можно. Да, кстати, пусть мужчины возьмут детей на руки. Да, и еще: тот, кто чувствует себя трусливой мразью, способной бросить ребенка в огне, пусть не стесняется и спасает только себя. А если кому будет страшно, то пусть посмотрит на меня и устыдится!