Мост через огненную реку
Шрифт:
Ну и, конечно, повсюду были качели и карусели, столбы и балаганы, продавцы самых разнообразных лакомств, маленькие оркестрики и танцы, танцы, танцы, на которых основательно пьяные горожане и горожанки закладывали основы будущих свадеб и приговоров.
Энтони любил простонародные развлечения – в них было особое очарование, словно в вине с полынью или в сыре с перцем. Оставив Марион на попечение сторожей, он прошелся по ярмарочному полю из конца в конец, побывал в половине балаганов и на танцах, отведал простых сластей и с удовольствием собственноручно всыпал пару десятков плетей сорокалетнему бондарю, обрюхатившему пятнадцатилетнюю соседку. Домой он вернулся уже под вечер, поспал пару часов, чтобы ночью быть свежим, и, переодевшись, направился к Шантье.
Традиция требовала отмечать праздник в красном, но он надел новый камзол цвета слоновой кости, с легким рубиново-красным шитьем – специально под фамильные рубины, которые его давно просили показать обществу. Придирчиво перебрав содержимое шкатулки красного дерева, он выбрал мужские серьги, ожерелье и пряжку для волос с подвесками, окинул себя взглядом и остался доволен, хотя ни рубинов, ни золота не любил.
Наряд произвел эффект даже сверх обычного: Бейсингема долго разглядывали со всех сторон, пока, наконец, Рене не покачал головой и не налил ему вина для заздравного тоста в узорный бокал алого стекла – самая высшая оценка, какую только можно получить в приюте изящества. Но это было еще не все. Энтони рассчитывал на такую оценку и загодя к ней подготовился: он поднял бокал, повернул голову так, чтобы камень серьги отразился в стекле, и начал:
– Рубиновый отблеск на алом стекле,Заветные звезды мерцают в вине,И в светлом кувшине на темном столеИскрится напиток заздравный.А вечность – да полно, важна или она?Что лютня, когда б не звенела струна,Что море, в котором не плещет волна,Что завтра? Ведь ночь и длинна, и темна…И славно!Это восьмистишие он оттачивал целый день, играя словами меж танцев и прочих развлечений. Первым успел сказать свое слово граф Аларсон, ориньянский посланник, сын знаменитого винодела:
– Ослепительно! С вашего разрешения, я бы с радостью поместил это стихотворение на бутылки нового сорта вина. Этот сорт как раз из числа рубиновых. И объясните мне, Бейсингем, почему у тех, кто не отступает от правил стихосложения, стихи выглядят мертвыми, а вы нарушаете каноны, и ваши творения так удивительно живы?
– Потому что совершенство мертво, дорогой граф. Оно принадлежит вечности, а, как я только что утверждал, жизнь – это игра мгновений. Что же касается вашей просьбы – то я ничего не имею против, но не раньше, чем мы попробуем вино.
– Если бы я не привез его с собой, я бы об этом и не заговорил, – засмеялся граф.
Энтони получил за стихи второй алый стакан, а третьего удостоился Аларсон за вино, которое тут же обрело, помимо названия, еще и имя «Прекрасное мгновение». В общем, триумф был полный, и Энтони нисколько не пожалел, что предпочел мужское общество в доме Шантье дворцовому балу.
Ближе к полуночи они перешли в малую гостиную, устроившись в знаменитых креслах работы аркенбергских краснодеревщиков. Все уже немножко устали, и в разговоре наступила естественная в таких случаях пауза.
– Послушайте, милорд, – вдруг заговорил Аларсон, – мне вот что любопытно… Надеюсь, я не буду бестактен, если спрошу: почему вы до сих пор не маршал? Мне казалось, вы в милости у вашего короля. Какие-то интриги?
– В Трогармарке нет маршалов, – разглядывая на свет отливающий рубином стакан, рассеянно ответил Энтони.
– Я знаю, разумеется, – кивнул посланник. – Но ведь были…
– В Трогармарке нет маршалов, – повторил Энтони. – И не будет. Хотя были, в этом вы правы.
– Что-то произошло? – осторожно осведомился Аларсон.
– Более чем «что-то», граф. Для того, что случилось во времена благочестивого короля Хэлдара, уместны иные выражения.
Он замолчал, продолжая разглядывать вино.
– Вы меня раздразнили, – вежливо улыбнулся посланник. – Расскажете сами, или мне заняться раскопками в ваших хрониках?
Энтони покачал головой.
– В доступных источниках вы этого не найдете. О том, почему прекратился род графов де Равильяк, баронов Бриассан, почему еще некоторые титулы перешли к другим семьям или к дальней родне, там не записано. Записи об этом есть в хрониках знатных родов, в том числе и нашего, но не в королевских.
– Вот теперь вы просто обязаны рассказать эту историю, милорд, – выдержка изменила темпераментному ориньянцу, он упруго поднялся и заходил по комнате. – Сказав «раз», надо говорить и «два», иначе к чему нужна наука арифметика?
Энтони расхохотался, да так, что сидевший рядом Рене торопливо взял у него из рук стакан с вином, отплясывавший фуэго над белым камзолом.
– Да уж расскажу. Это была просто… – он замялся, подыскивая слово.
– Наживка, – помог ему Аларсон.
– Наживка, – согласился Энтони. – Чтобы лучше слушалось. Хотя, признаться, я не слишком люблю эту историю, она не к чести Бейсингемов… Или, может быть, к особенной чести – я еще не разобрался.
Он поудобнее устроился в кресле и взял у Рене свой стакан.
– …Произошло это чуть более ста лет назад. Если быть точными… да, сто двенадцать лет. Благочестивый король Хэлдар был тогда еще далеко не благочестив, он был крутым и жестоким правителем. Иной раз даже говорили, что в нем воскрес король Трогар. А времена были неспокойными. Вы ведь знаете – сколько ни осыпай милостями знать, время от времени появляются недовольные, которым кажется, что они могли бы иметь больше, если на троне утвердится новый король. Так и в то время составился довольно большой заговор. Хэлдар много воевал, увеличил налоги, отобрал самовольно захваченные земли, заставил служить всех дворян, начиная с шестнадцати лет – естественно, знати это не нравилось, а аристократии особенно.
Еще с имперских времен у нас были две армии – Северная и Южная, – которыми командовали два военачальника в чине маршалов. Вы, как человек штатский, можете и не знать: если не говорить о мелочах, трогарский маршал отличается от генерала одним правом – он может самостоятельно, без королевского указа поднимать войска. Видите ли, страна у нас довольно большая, а время в некоторых случаях бывает дорого… В те времена Северной армией, сдерживавшей напор обитателей Аккадской степи, командовал граф де Равильяк, а Южной, выставленной против Тай-Ли – барон Бриассан. Оба были из недовольных. И вот как-то раз, не знаю уж, почему – история не сохранила сведений о причине, – король во всеуслышание накричал на Равильяка. Тот промолчал, но, вернувшись к своей армии, поднял ее и двинулся к столице. И в то же время от южных рубежей пошла на Трогартейн армия маршала Бриас-сана.