Мост через время
Шрифт:
«Descente» – по-французски значит «спуск», «высадка». Если придерживаться этого прямого значения слова, история воздушного десанта уведет нас в непроглядную даль минувших столетий, тысячелетий, и тогда никакой
Гроховский в этом деле не первопроходец и армия наша первой здесь не была. Существует легенда о разочарованном юноше Викториусе: привязал он к поясу, предавшись тоске, корзину с хлебом, себя привязал к парашюту и спрыгнул с ним с края грешной земли в светлое лоно богов. Научно идея парашюта обоснована тоже не в нашем веке и не у нас в стране. «Когда у человека есть шатер из прокрахмаленного полотна шириною в 12 локтей и вышиною в 12, – пишет Леонардо да Винчи (и рисунок шатра дает, и человечка рисует, висящего на стропах под шатром), – он сможет бросаться с любой большой
Мягкий складывающийся парашют, ранцевый, такой, что его можно было взять в тесную кабину аэроплана, изобретен в 1911 году. Пишут, что изобретатель Г.Е. Котельников, до той поры никакого отношения к авиации не имевший – отставной артиллерийский поручик, актер, – пришел к этой великолепной идее совершенно случайно: увидев однажды, как прохладным вечером дама достала из сумочки крошечный сверток и развернула его в большой шелковый платок. Возможно. И не из-за этого ли красивого случая все ранцевые парашюты с тех пор и до начала 30-х годов делались только шелковыми? А лучшие из них – американского конструктора и предпринимателя Ирвина – так даже из какого-то сверхдорогого японского шелка. Красота завораживает, от нее, бывает, ни глаз, ни мыслей не отведешь, и свои парашюты – спасательные для летчиков – Ирвин продавал нам, Советскому Союзу, по тысяче золотых рублей за штуку.
Много таких не купишь. До некоторой степени выручало нас тут, в страшной тогда нашей нужде, что летчики их и не требовали, не доверяли им, боялись с ними прыгать. Первым или одним из первых в России ранцевый парашют испытал летчик Тернер во время мировой войны и поседел, пока спускался. Первым из наших летчиков-испытателей взял с собой парашют М. М. Громов в 1927 году – сознательно, на всякий случай, как спасательное средство. До этого никогда не брал, а тут поддался уговорам, взял и – вот судьба! – спасся с парашютом, причем со штопорящей машины.
Тем не менее, несмотря на все эти официальные приоритеты, дело развивалось, шло само собой. Жизнь его подгоняла, не герои. «Descentes» совершались одиночками и уже вооруженными группами, с парашютами и посадочным способом, то есть десантники просто выгружались с севшего где-нибудь на подходящей поляне самолёта. Десантировались люди и сбрасывались грузы, прыгали немцы, французы, русские, итальянцы. К концу 20-х годов спасательный парашют стал у нас обязательной принадлежностью, по крайней мере на опытных самолётах, а страх перед прыжками нашим авиаторам помог преодолеть военный летчик Леонид Григорьевич Минов. Его заслуги в этом очень велики: он первым у нас стал обучать летчиков прыжкам, показал, доказал, что при умелом обращении парашют не менее надежен, чем самолёт. Правда, рассказывая о себе, сам Л.Г. Минов ставит слово «заслуги» в кавычки («Теперь о моих «заслугах» в области парашютно-десантного дела», – пишет он М.Н. Каминскому 31 января 1967 года), но его подчеркнутая скромность – это или понимание, что первым он был только у нас в стране, не в мире, или это тоже отголосок досадных застарелых споров, в которых мы сейчас попробуем разобраться.
В большинстве публикаций днем рождения воздушно-десантных войск считается 2 августа 1930 года, но, как видим, и до этого дня все уже было: транспортные самолёты, парашюты, одиночные и групповые спуски и высадки вооруженных людей в тылу врага.
Понятно,
Идея эта тоже родилась задолго до того, как высшее командование РККА вдруг заинтересовалось рядовым летчиком Гроховским. Ее наметки, проблески видны, например, в давней, еще 1921 года, статье М.В. Фрунзе «Единая военная доктрина и Красная Армия».
Эта мысль Михаила Васильевича настолько интересна, особенно учитывая, когда она высказана – ведь еще гражданская война не кончилась, – что приведу ее полностью: «Анализируя вероятную обстановку наших грядущих военных столкновений, мы заранее можем предвидеть, что в техническом отношении мы, несомненно, будем слабее наших противников. Обстоятельство это имеет для нас чрезвычайно серьезное значение, и мы, помимо напряжения всех сил и средств для достижения технического совершенства, должны искать пути, могущие хотя бы до известной степени уравновесить эту невыгодную для нас сторону…
Некоторые средства для этого имеются. Первым и важнейшим из них является подготовка и воспитание нашей армии в духе маневренных операций крупного масштаба.
Размеры наших территорий, возможность отступать на значительное расстояние, не лишаясь способности к продолжению борьбы, и пр. представляют благоприятную почву для применения маневров стратегического характера, то есть вне поля боя».
А в 1928 году М.Н. Тухачевский, наверняка изучивший труды Фрунзе, провел в штабе Ленинградского округа военную игру «Действия воздушного десанта в наступательной операции», то есть в наступлении крупными силами на широком фронте. И вскоре слово «десант» вошло в употребление уже не в прежнем смысле, не просто как высадка и спуск, а именно как «высадка сухопутных войск, перевезенных морем или по воздуху, на территории противника для военных действий» (Малая Советская Энциклопедия, 1929 г.).
Затем нужна была техника. Что ж, имелись у нас к тому времени, к концу 20-х годов, также и талантливые конструкторы, конструкторские бюро, которые – только поручите! – смогли бы разработать все, что требуется для армии. И разрабатывали. Недоставало нам, как уже сказано, производственных возможностей – добывающей промышленности, энергии, серийных машиностроительных заводов, – а творческих инженерных коллективов было предостаточно, с избытком. В дальнейшем их даже принялись сокращать и объединять, не всякий раз дальновидно. А потом и громить принялись, устраивать тюремные конструкторские «шараги», но об этом я сейчас не говорю, сейчас у нас речь о более или менее нормальной обстановке, решениях.
Спрашивается, зачем вдобавок к крупным специалистам, к уже проявившим себя инженерным талантам понадобился еще и Гроховский – дилетант, нигде, кроме летной школы, не учившийся изобретатель-одиночка? К тому же явно человек нелегкий… Что в нем такое уж драгоценное, чего у признанных конструкторов не замечалось, ухватил тогда своим орлиным взором командарм Ионыч, Баранов?
Здесь нам опять остается лишь строить предположения, так как письменных свидетельств, что узнал в Новочеркасске посланец начальника ВВС, у нас нет.
Наверняка доложили Баранову про силикатную учебную бомбу Гроховского. Может, и про то доложили, как она была создана, какие для этого понадобились деловые качества, помимо изобретательских. Силикатная – ее правильное название, в техническом описании, а обиходное – просто глиняная. Гроховский предложил заменить ею цементную учебную бомбу, привозную, заводского изготовления, стоившую двенадцать рублей штука. Выдавали цементные строго по шесть на звено в месяц, на большее – денег не хватало, но учеба на таком голодном пайке получалась никудышняя.