Мост в Хейвен
Шрифт:
— Я в порядке, Зик. Просто устала. Думаю, крепкий сон — это все, что мне нужно.
Зик понял, что это неправда, когда увидел, как она поднимается, слегка покачиваясь. Он подхватил ее на руки и отнес на кровать, а там присел, устроив ее у себя на коленях:
— Я иду за врачом.
— Я знаю, что он скажет. — Марианн расплакалась.
— Нам пора менять наши планы. — Он не решился сказать ей правду прямо, но она и так поняла, что он имеет в виду.
— Я не отдам Абру.
— Марианн…
— Я нужна ей.
— Ты нужна мне.
— Ты
— Нам не следовало забирать ее с самого начала.
Зик покачал жену, потом помог снять домашнее платье и уложил в постель. Он поцеловал ее и выключил свет, прежде чем закрыть за собой дверь.
Выходя, пастор чуть не споткнулся об Абру, которая сидела, скрестив ноги прямо в коридоре, она прижимала к груди своего плюшевого медведя, а палец по-прежнему был во рту. У него тотчас возникло неприятное подозрение. Много ли она услышала из сказанного?
Он взял ее на руки:
— Ты должна сейчас быть в постели, малышка. — Уложив ее снова, Зик легонько щелкнул ее по носу. — На этот раз не вылезай. — Он поцеловал ее. — Спи.
Пастор опустился в свое кресло в гостиной и обхватил голову руками. Я что-то неверно понял, Господи? Неужели я поддался на уговоры Марианн, а это не соответствовало Твоему замыслу в отношении Абры? Ты ведь знаешь, как сильно я люблю их обеих. Что же мне теперь делать, Господи? Господи, что мне делать?
* * *
Абра дрожала от холода на передней скамье в церкви, пока мама репетировала гимны на пианино; несмотря на то, что папа затопил печку, тепло будет только к завтрашней утренней службе. Мици сказала, что пока нет хорошего отопления, в церкви пахнет сыростью и плесенью, словно на кладбище. Абра ответила, что не знает, чем пахнет на кладбище, а Мици добавила: «Не смотри на меня так, юная мисс. Я снова появлюсь здесь только разве в сосновом ящике».
Дождь барабанил по крыше и по окнам. Папа просматривал свои записи для проповеди в небольшом кабинете за пределами притвора. Джошуа надел свою скаутскую форму и отправился продавать рождественские елки на городской площади. До Рождества оставалось меньше трех недель. Абра слушала, что играет мама, и вспоминала, как она помогала ей выпекать пряники для больницы и расставлять на каминной полке фигурки, представляющие сцену рождения Иисуса Христа. Папа и Джошуа к тому времени развесили фонарики вокруг дома. Абре нравилось выходить за калитку после ужина и любоваться освещенным домом.
Мама захлопнула сборник церковных гимнов и отложила его в сторону, затем встала:
— Что ж, милая. Садись на мое место. Твоя очередь репетировать.
Абра вскочила со скамьи и взлетела по ступенькам к пианино.
Мама чуть приподняла ее и сразу опустила, ей пришлось тяжело опереться рукой о пианино, а вторую руку она прижала к груди. Она с трудом вздохнула, потом ободряюще улыбнулась и поставила вместо гимнов ноты для начинающих.
— Сначала сыграй гаммы, а потом «Тихую ночь». Сможешь?
Обычно мама стояла с ней рядом. Кроме тех случаев, когда неважно себя чувствовала.
Абра обожала играть на пианино. Это было ее любимое занятие. Она играла гаммы, аккорды, хотя ей было непросто доставать до всех нужных клавиш одновременно. Она репетировала «Тихую ночь», «О, городок Вифлеем» и «Там в яслях». И каждый раз, когда она заканчивала исполнять песню, мама говорила, что она отлично играет, тогда девочка ощущала прилив тепла внутри.
В храм вошел папа:
— По-моему, пора идти домой. — Он обнял маму за плечи и поднял на ноги. Разочарованная, Абра закрыла крышку пианино и пошла за ними к машине. Мама извинилась за то, что так сильно устала, а папа ответил, что после того как она отдохнет несколько часов, все будет в порядке.
Мама стала возражать, когда папа поднял ее на руки, чтобы занести в дом. Он посидел с ней несколько минут в спальне. Затем вышел в гостиную:
— Не шуми, Абра, пусть Марианн немного поспит. — Как только папа вышел и снова сел в машину, Абра прошла в их с мамой спальню и забралась в кровать.
— Моя девочка пришла, — сказала мама, прижимая ее к себе.
— Ты снова заболела?
— Ш-ш-ш. Я не болею. Просто очень устала. — Она уснула, а Абра лежала с ней, пока не услышала, что подъехала машина отца. Тогда она соскользнула с кровати и выбежала в гостиную, чтобы посмотреть в окно. Папа отвязывал рождественскую елку, которая лежала на крыше его старенького серого автомобиля.
Абра завизжала от восторга, распахнула входную дверь и сбежала по ступенькам. Она принялась скакать и хлопать в ладоши:
— Такая большая!
Через черный вход вошел Джошуа, его щеки пылали от мороза, а глаза сияли. Распродажа елок прошла отлично. Если их отряд сумеет собрать достаточно денег в этом году, они все поедут в лагерь возле Йосемити[5]. Если же денег будет недостаточно, Джошуа уже договорился с соседями, что они наймут его подстригать газоны.
— Они согласились платить мне пятьдесят центов в неделю. Если умножить на двоих, получается четыре доллара в месяц! — Для него это были большие деньги. — Тогда я сам смогу заработать на лагерь.
После ужина мама взялась мыть посуду, чтобы папа мог заняться елкой. Он распутал гирлянду огоньков, повесил ее на елку и включил, еще не открыв коробку с игрушками. Потом достал елочные украшения и стал передавать их по одному Джошуа и Абре, а те их развешивали.
— Ты, сынок, украшаешь верхние ветки, а Абра — нижнюю половину, — сказал Зик.
Что-то разбилось за стеной, от неожиданности Абра уронила стеклянный шар, а папа вскочил на ноги и бросился на кухню:
— Марианн? Что случилось? Ты в порядке?