Мост
Шрифт:
Когда поднялись на холм и доехали до Кивзюрта, откуда-то со стороны Лысой горы долетел треск первого залпа.
Сигнал! Тарас оглянулся на соло: отсюда, издали, оно казалось растревоженным муравейником — по улицам и переулкам туда-сюда сновали люди. Всадники собрались на дороге у склона горы, один выдвинулся вперед. Тарас решил — это его брат, командир первого эскадрона. Мальчику показалось, что он даже отсюда видит Румаша» ею чуть искривленные при улыбке губы.
Румаш, обнажив саблю, что-то выкрикнул
Тараса сегодня отправили на дальнее поле, чтобы он пробыл там неделю, не возвращался домой.
Дядя Кирилэ, поди, уж там!
Тарас добрался скоро, но на пашню по пошел. Он лежал под распряженной телегой и горько плакал, прислушиваясь к далеким раскатам пушек за Верблюд-горой. Кирилэ хотел было унять мальчика, позвал его работать, но вмешалась Кидери, засевавшая поле вместо своего мужа — лентяя.
— Не трогай, пускай успокоится, — сказала она тихо. — Ведь там, за горой, его родной брат.
Кирилэ, глава артели, встал у межи лицом к востоку и трижды перекрестился. В час, когда там начались бои, здесь приступили к посеву.
…Оля целый день, не поднимая головы, пролежала в постели, прислушиваясь к грохоту сражения. К вечеру Захар переправил ее на лодке в Заречье. Весь путь они промолчали. Да и дорога успела сократиться: весенние воды спадали, Ольховка постепенно входила в русло…
В дни половодья полное счастье испытала Оля. Войдет ли в берега река ее счастья и будет спокойно нести свои воды? Не пересохнет ли летом до самого дна?
Кто знает?..
7
В двухэтажном красном доме, что на окраине города, разговаривали только по-чувашски. Иногда можно было здесь послушать и чувашские песни.
Улица напоминала деревенскую: не вымощена камнем, под ногами поскрипывал деревянный тротуар… Вдоль улицы выстроились дома, тоже деревянные… Дворы, огороженные дощатым забором, крашеные ворота. Между домами под железной крышей встречаются и крытые тесом, соломенных крыш не видать. По утрам, как и в селе, из ворот выгоняют коров, коз. И после того как пройдет стадо, над улицей надолго повиснет облако пыли.
Что ни говорите, а городского облика у этой улицы не было. Лишь двухэтажный кирпичный дом купца Мочалова несколько напоминал о городе. Прежде эта улица называлась Выгонная, а теперь Пролетарская. Семен Мурзабай не согласен с этим названием:
— Не Пролетарской ее надо было назвать, а Мещанской… Здесь ютятся закоренелые мещане.
В этом красном доме поселились втроем: Симун, Тражук и Анук Ятросова. Так их кликали в Чулзирме. В городе и они друг друга называли иначе. Они приехали сюда после окончания политшколы в Самаре.
Старика Ятросова не сразу освободили от его работы: наконец человек на пост заведующего отделом просвещения нашелся. Нужен был инспектор по чувашским школам, Ятросов временно исполнял эти обязанности. Старый учитель все ждал, когда окончат учебу и вернутся из Самары Николаев и Петров.
Они приехали только к началу лета. Но старик никак не предполагал, что вместе с двумя «самарцами» прибудет и его дочь.
— Партия меня направила работать в уком женоргом, — объяснила Анук свой приезд. — Буду сеять революционные идеи среди чувашских женщин.
Ятросов не удивился: кто-то и эту работу должен начать и возглавить. И все же старик не удержался, чтобы не проворчать:
— А не велела тебе партия ехать домой и сеять хлеб? Может, пользы было бы больше. Потребителей хлеба в городе и без нас много.
Анук не растерялась, весело захохотала, совсем как отец.
— Ты, кажется, говорил, что Захар Тайманов вернулся в село? Если запряг мою пегашку, пусть и работает в поле. Пусть выращивает хлеб. Осенью все к нему двинем за горячей буханкой. Вот тогда будет коммуна. Он состарится — мы примемся крестьянствовать.
Отец погрозил пальцем и ничего не возразил, махнул рукой.
Однако, обождав несколько, снова не стерпел:
— Валяйте! Но у вас, похоже, коммуна не получится. Хорошо, если ты не захотела в город, как Арланов… чтоб стать делопроизводителем.
Ятросов чрезвычайно удивил этими словами дочь, которая обычно ничему не удивлялась.
— Какой такой Арланов? — растерялась она. — Что за делопро… чем ты меня пугаешь? — Анук так и не выговорила длинное слово «делопроизводитель».
Отец и дочь долго не виделись, да и прежде особенной близости между ними не было, — дружеской и родственной беседы между ними и на этот раз не завязалось.
Ятросов ознакомил учителя Семена Николаева с делами просвещения, а сам поспешил возвратиться в Вязовку.
Маленькую комнату в красном доме, которую занимал Ятросов, он передал Анук. Мужчины разместились в одной из больших комнат. Хозяин не возражал, а даже сам предложил кров приезжим. Купец Мочалов был не такой человек, чтобы бестолково ссориться с Советской властью.
«Если меняться будет — сами убегут, — рассуждал он, — если ничего не изменится — не худо и то, что в моем доме коммунисты».
Односельчане, встретив Тражука, никогда его не признали бы, а если б даже и так — ни за что не решились бы назвать Тражуком. Зато он оправдал прозвище, данное ему когда-то Уксинэ: «Тражук мучи».
Пока жил в Самаре, оброс роскошной густой русой бородой. Вначале, может быть, ему и некогда и негде было бриться. А потом — просто махнул рукой.