Мост
Шрифт:
— Я ничего не хочу, — вяло произнес Мурзабай. — Отведал черной малины: вкуснее красной…
Мурзабай вдруг вскочил с места и гневно крикнул:
— Не бог ты, Хрулкки, шуйтан, сатанаил! Умнее бога хочешь быть. Хоть и вкусны твои ягоды, но черные. Шайтановы ягоды! Сегодня сладкое мне противно! Ты найди мне выпить. Если у тебя нет, попроси у соседей. Сердце горит, Хрулкки. Послушал тебя было, бросил пить, а теперь прошу — сам поднеси. Ваши слова сладкие, а дела горькие. Что ни говори, а и вы кровь народную проливаете… Насчет меня не беспокойся. Отсюда до Хурнвара дойду пешком. И еще не забудь вот что, Хрулкки: Мирского Тимука в Вязовку из-за тебя не пустил. Он человек — недобрый. К себе пока не вернусь. А может, и не вернусь вовсе.
Хозяин достал из шкафа стеклянный пузырек.
— Вот чистый спирт, Павел. Хранил как лекарство… Разбавь водой…
Как только закрылась дверь за хозяином, Мурзабай вылил из пузырька в стакан жидкость, прозрачнее ключевой воды, и выпил не разбавляя. С трудом отдышался.
— Смотри, как бы он чего не сотворил над собой, — сказал учитель Яхрушу, провожающему его до калитки. — Но и себя не выдай… Гляди потихоньку.
На востоке светлело…
12
Хведюк и сам нашелся, и привел в табор человека, которого ждал ревком.
Горожанина Осокин сразу и не узнал: можно было подумать, что обычно яркие глаза Авандеева навсегда потухли.
Осокину следовало бы радоваться, что в таборе — глава красного уезда, однако хмурый вид Авандеева смутил его.
«Недоволен нами или отряду грозит опасность?»
Авандеев приказал сейчас же созвать членов ревкома и командиров.
Ожидая в землянке при свете лучины, пока они соберутся, Осокин, не дожидаясь вопросов, рассказал Авандееву об обстановке в таборе, напомнил и о заложниках, содержащихся в землянке.
Авандеев, как показалось Осокину, слушал не очень внимательно.
— Надо бы собрать всех людей и провести митинг — времени нет. Пусть поспят. До рассвета тронемся.
В землянку вошел Шатра Микки.
— Здравствуй, Тимкки пичче! — весело загремел его голос. — Сто лет, как тебя не видел! Значит, не забыл нас. Уж если стал Кояшем, то, как солнце, освещай нам дорогу.
Авандеев с приходом Шатра Микки несколько повеселел.
А Осокин, войдя, сразу понял, что Авандеев прибыл с какой-то невеселой вестью.
И прибыл он из города неспроста, и людей не зря созывает ночью.
Ятросов собрался было сразу отправиться в село, узнав, что там ждет его Мурзабай, но его попросили задержаться.
Вслед за Авандеевым все вышли из землянок и столпились вокруг него.
Тепло, безветренно. Днем было видно: листья на деревьях уже начали желтеть. Сейчас, ночью, полная луна как бы ласкала собравшихся людей, пыталась влить в них бодрость.
— Неделю назад, — начал Авандеев, — Красная Армия вышибла врага из Казани. Позавчера дивизия товарища Гая освободила Симбирск. Настало время выбить врага из Самары. Нам предстояло принять участие в этом деле, по белоказаки задумали обойти пас с юга и перейти за Волгу. Не дадим же уральским казакам бесчинствовать! Полки, руководимые Чапаевым, снова начали на них наступление в направлении Уральска. Чтобы соединиться с Чапаевым, нам теперь следует продвигаться не на запад, а на юг. Сегодня же ночью тронемся: до вечера завтрашнего дня мы должны быть у Таволжанки. По прямой это недалеко, но нам придется идти по кружной дороге. В Таволжанке отдохнем час-два и ночью, прорвав вражеское кольцо, постараемся перейти линию фронта. И на западе действуют героические партизаны — такие, как вы. Те, кто в Таволжанке присоединятся к вам… — Авандеев помолчал. — Товарищи! Вести с фронта радуют нас. Но есть одна печальная новость («Вот оно!» — встрепенулся Осокин)… Я эту горестную весть узнал только утром. В Москве враги революции совершили нападение на товарища Ленина. Враг целился ему в сердце. В сердце революции выстрелил враг. Нанес две раны… К нашему счастью, пули врага миновали сердце вождя. Одна попала в левую руку, ближе к плечу, вторая пробила шею.
Люди встревоженно загудели… Помедлив минуту, Авандеев продолжал:
—
Люди, охваченные тяжелым горем, перевели дыхание:
— Выздоравливает!
Шатра Микки недавно впервые услыхал имя Ленина и тогда, как умел, рассказал о нем молодежи на улахе. Он понял, есть партия, которая стремится освободить трудовой народ от векового гнета. Эта партия уже давно ведет борьбу за всенародное счастье. И есть человек, который руководит этой партией, его называют вождем, Лениным. Он — отец всего народа. В прежние времена лишь богачи считались людьми. Теперь человека ценят не по богатству. Вот и его, Шатра Микки, ценят… Он как будто заново родился, не испугался злобных карателей. Каждый богач — враг трудового человека. Буржуями, помещиками, кулаками называют бездельников, живущих за счет народа. А теперь еще их стали называть паразитами, контрой. Эта контра подняла руку на Ленина!..
— Подлое дело врагов революции всколыхнуло весь трудовой народ, — все так же громко звучал голос Авандеева, — подняло всех на борьбу за окончательную победу революции. «За одну твою рану взяли Симбирск, — за вторую возьмем Самару», — послал телеграмму Ленину товарищ Гай. И действительно, так будет! Лакеи капиталистов и помещиков — эсеры и меньшевики, распространяли в народе о нас ложь, старались показать наше дело подлым. А теперь выяснилось подлое нутро их самих. Большевики никогда не действовали способом тайных убийств, обман — не наш метод. Отнимая у буржуев народное добро, мы не трогали их самих. Враги трудового народа первыми встали на путь террора. До сих пор мы были слишком мягкими, допускали немало ошибок. Из-за этого тысячами гибли герои революции. Довольно! Следует подавлять в себе жалость к врагам. Пусть не будет больше пощады людям, потерявшим человеческий облик! Против белого террора да будет красный! Ваш ревком работал хорошо. Однако теперь он, перед походом, растерялся, не зная, как поступить со взятыми в плен карателями. По моему мнению, всех их следует расстрелять. Что вы скажете по этому поводу?
— Правильно! — крикнул Шатра Микки.
Крикнул вроде один, но отозвалось громкое эхо. Вместе с Микки гневно кричали и другие. Микки поднял склоненную было голову — вокруг собралось больше сотни людей. И еще подбегали. Печальная весть разбудила спящих.
Авандеев не хотел сзывать всех, партизаны собрались сами.
— Правильно! — гремели партизаны.
— Врагов надо уничтожать!
— Смерть гадам!
— Горячий привет товарищу Ленину!
— Пусть всегда будет здоровым, пусть живет долгие годы товарищ Ленин!
Неожиданно для ревкома в таборе возник митинг — вместе горестный и торжественный, гневный и светлый. О том, как поступить с заложниками, Осокин хотел спросить у народа, а получилось так, что об этом спросил Авандеев.
— Ленин родился в Симбирске, на Волге, учился в Казани, начал революционную деятельность в Самаре. Отсюда взмыл в небо волжский орел… Ленин для всех трудящихся мира — самый близкий человек. Для нас, волжан, он кажется еще более близким. Уважаемый читатель! Если ты уже старый человек, то хорошо помнишь те горестные дни. Если ты еще молод, то ты читал об этом, знаешь от ветеранов революции.
Для партии, для трудового народа две недели болезни Владимира Ильича после ранения казались невыносимо долгими. И сейчас при одном воспоминании о тех днях холод сковывает душу. Мучительным было то время.
Болел Ленин.
Болело сердце Ленина.
Болело сердце партии.
Болело сердце народа…
За свое счастье, за свободную жизнь трудовой народ веками вел кровопролитную борьбу. Для «нашего последнего и решительного боя», как сказано в песне, нужен вождь, человек, способный понять лучше других вековые чаяния человечества и своим гениальным умом угадать путь новой жизни. И указать его. Это — Ленин.