Мост
Шрифт:
Лейтенант уже принял решение.
— Скажи ребятам, — приказал он, — пусть ведут себя так, будто ничего не случилось. Сам оставайся там. Пусть Пашка накинет плащ — и немедленно сюда. Из дому никого не выпускать.
Дубинский выскочил из дома, когда мимо усадьбы прошла первая машина.
Бронетранспортер освещал дорогу узкими лучами фар, они скользнули по круглякам, за которыми притаился Дорош, и лейтенанту показалось, что на мгновение выхватили из темноты его маленькую фигуру. Он съежился, хотя и знал, что заметить его невозможно. За бронетранспортером шел тяжелый
Лейтенант прокричал на ухо Дубинскому:
— Ну, Павлик, это уже твое дело! Смотри и считай внимательно…
Дубинскому излишне было это говорить — он прижался к тяжелым бревнам, высунув только голову, и шевелил губами, считая.
А танки шли и шли мимо села на большой скорости и почти вплотную один к другому. Бревна тряслись, и Дорошу показалось, что сейчас поленница рассыплется и придавит Дубинского.
Танки шли около часа. Дубинский насчитал шестьдесят восемь машин T–IV, T–V и «тигров»…
Когда следом за танками пошли машины с прислугой, Дорош, посоветовавшись с Дубинским, решил, что им тут больше нечего делать, наоборот, теперь они должны как можно быстрее связаться с разведотделом и сообщить об этом ночном танковом рейде гитлеровцев.
Цимбалюк и Котлубай спали. Сугубчик сидел на скамье у дверей с автоматом на коленях, хозяин с женой постелили себе на кухне. Они не спали. Хозяин вскочил, как только Дорош стукнул дверью.
— Лежать! — показал Дорош на их импровизированную постель.
Хозяин сделал шаг назад, испуганно моргая, попросил:
— Моя хозяйка покорно просит вашего разрешения спрятаться в погребе. Очень напугана.
Дорош лишь на мгновение задумался.
— Можно, — согласился он, — ты полезешь с ней, и до утра не выходить!
— Но ведь, господин обер–лейтенант, мои служебные обязанности требуют…
— Ну! — повысил тон Дорош. — Выполнять приказания немецкого офицера — вот твои обязанности!
— Да, пан офицер, да… — подобострастно закивал тот и открыл люк.
— Что, не слышишь! — вдруг окрысился он на жену.
Та подхватила тулуп, на котором они лежали, полезла в подпол. Хозяин медленно спускался за ней, искоса поглядывая на Дороша. Лейтенант не сдвинулся с места, пока тот не опустил за собой крышку люка.
— Подмени Шпеера! — громко, чтобы слышали в подполе, приказал он Сугубчику и пошел будить Котлубая и Цимбалюка.
Они оставили дом полицая через четверть часа и двинулись на юго–запад — к проселку, который шел параллельно только что оставленному, — за спиной все еще слышался грохот техники. Шли быстро, и рев моторов постепенно превратился в неясный гул, потом жужжание затихло, словно растворившись в шуме леса.
Прошли около километра, и лейтенант приказал остановиться на привал. И снова повторилась процедура с дождевиками, и снова Котлубай отстучал шифровку и принял ответ разведотдела: штаб армии соглашался с решением Дороша продвигаться к дороге Трубничи — Пуряны и приказал разведать, прошли ли танки и там.
Дорош сразу поднял свою группу. Двинулись, как и раньше, друг за другом: впереди — Дорош, последним — Котлубай.
Если бы лейтенант мог представить себе, что вызвало в штабе армии его короткое донесение о передвижении танков на юг от озера Черного, он отменил бы короткие передышки, которые изредка разрешал ребятам, бежал бы сам и заставил бы всех бежать до полного изнеможения. Ведь если и по пурянской дороге прошли боевые машины, значит, гитлеровцы перебрасывают на свой правый фланг танки фон Зальца, а это ставило под удар танковый корпус генерала Рубцова, передовые части которого смяли заслоны гитлеровцев и, развивая успех, продвигались к южному шоссе.
Командующий армией ежечасно требовал сведений о движении корпуса Рубцова. Несколько раз говорил с генералом Лебединским — его танковая дивизия только начала передислокацию, и командующему казалось, что Лебединский медлит. Просил и требовал: быстрее, быстрее…
В четыре утра командующий позвонил начальнику разведотдела: неужели нет сведений из вражеского тыла? И кого туда забросили — что–то у вас, полковник, неладно… Да, он и сам знает, что ребята сделали почти невозможное — подорвали мост, но это все в прошлом, а сейчас?..
Уже рассветало, когда разведчики достигли наконец села Трубничи, за которым проходила проселочная дорога на Пуряны.
Прошли почти все село и вышли к пурянской дороге, разрезавшей Трубничи на две неравные части: за проселком еще несколько домов, а дальше поля, над которыми клубятся клочья тумана. Затем — снова лес и снова поля — большой лес, начинающийся от Черного озера, уже остался позади, впереди могли попадаться лишь перелески.
Увидев наконец пурянскую дорогу, Дорош инстинктивно замедлил шаг. Метрах в ста от него стоял танк, рядом приткнулись два автомобиля, и бригада ремонтников возилась возле боевой машины.
Танк на пурянском проселке! Значит… Но ведь это, может быть, случайная машина.
Они обошли ремонтников и вышли на проселок. Не останавливаясь, пересекли его. Дорога представляла собой полосу жидкой грязи, ноги вязли в ней чуть ли не до колен. Едва разведчики успели перебрести через дорогу, как по ней прополз бензовоз, за которым бронетранспортер тащил на буксире машину, покрытую брезентом, — очевидно, со снарядами.
Разведчики остановились за развилкой возле группы солдат, выносивших со двора и нагружавших на фуру, запряженную парой битюгов, мешки с хлебом — от них шел вкусный запах, напоминавший о завтраке.
Лейтенант выломал из забора палку и начал очищать сапоги.
— Черт, — посмотрел он на совсем еще молоденького ефрейтора, как бы вызывая на разговор, — грязища такая, что утонуть можно!
Тот ответил почтительно, довольный, что имеет возможность поболтать с офицером.
— Да, господин обер–лейтенант, от дороги ничего не осталось, и я не уверен, что даже такие звери, — кивнул он на лошадей, — вытянут подводу.
— Танки… — кивнул Дорош. — Когда проходят танки…
— А то как же, — будто обрадовался ефрейтор, — если уж столько танков!..