Мостя
Шрифт:
Владимир Александрович кинулся искать табличку, которую принёс крестьянин Макарию. Она лежала на самом низу, под свитками Макария. Он взял её в руки, и чуждое солнце коснулось его пальцев, вонзая невидимые лучи прямо в его сердце. Он сразу откинул её, а брат Гурий поднял её и завернул в платок, который вытащил из своего кармана.
– Надо бы закопать её, от греха подальше. – Сказал он – Видишь, сколько горя несёт она людям, гордыню тешит, на убийство толкает.
– Нет, надо отдать её в музей нашего университета. – Возразил Владимир Александрович – Эта табличка, на сегодняшний день, может самый древнейший предмет, который находили люди. Может, даже старше пирамид. Мы не можем так просто взять и зарыть её.
– Лучше зарыть, чем в грех вводить людей! –
Владимир Александрович не сдавался, и они решили спросить совет у отца настоятеля. К вечеру они уже собрали все свитки, аккуратно разложив их по своим мешкам, и отправились в обратный путь. Пройдя вёрст пять, брат Гурий сказал:
– Что-то я место не узнаю, не сбились ли мы с пути?
Владимир Александрович, хоть и не знал дороги, но тоже засомневался, правильно ли они шли. Какой-то лес неправильный был вокруг них. Лес вокруг был такой, будто по нему пронёсся смерч, ломая всё на своём пути. Они прошли ещё немного вперёд, но брат Гурий ещё сильнее засомневался и они остановились, так как начало уже темнеть. Они нашли на небольшом пригорке самую высокую берёзу, Владимир Александрович залез наверх, порвав штаны в двух местах и куртку, и увидел золотые маковки монастыря совсем в другой стороне, а не в той, куда они уже так далеко ушли. Брат Гурий очень расстроился, но Владимир Александрович его успокоил. Летние ночи тёплые, диких зверей тут нет, они заночуют прямо здесь, у берёзы, а завтра поутру пойдут в ту сторону, в какую надо. Они разожгли костёр, он приятно отодвинул тёмноту ночи, вокруг раздавались только голоса птиц, и берёза успокаивающе шелестела листвой над их головами. Владимир Александрович, положив под голову мешок с пожитками, задремал, сквозь сон слыша, как монотонно бормочет молитвы брат Гурий.
Проснулся он резко, как по команде. У костра сидели два незнакомых высоких человека и разговаривали между собой. На Владимира Александровича они не смотрели, будто его и не было тут вовсе. Он огляделся и понял, что он не у своего костра. Берёза вроде та же, да только какая-то не такая. И тут он понял, какая она не такая. Ни один листок не шевелился на ней, не слышно было и голосов ночных птиц, которые с вечера успокаивающе щебетали со всех сторон. Воздух не был прозрачен, а был, как глубокий омут. И рядом не было брата Гурия. Владимир Александрович хотел встать, но руки прошли сквозь землю, как сквозь воду. Он поднёс их к глазам, и увидел, что они почти прозрачные, да и он какой-то прозрачный, словно дым над костром. Один из незнакомцев повернул к нему голову и посмотрел на него. Глаза у него были жёлтые и безжизненные, словно выжженная солнцем пустыня. Владимир Александрович почувствовал угрозу в этих глазах, не были они глазами человека. Желтоглазый сказал ему:
– Свиток, в котором Макарий написал про встречу с Тинием, должен быть сожжён. Долго мы искали его.
Из мешка Владимира Александровича вылетел свиток и, зависнув над костром, начал полыхать жёлтым огнём, закручиваясь, и уменьшаясь на глазах.
– Если ты напишешь про него, или расскажешь кому, будет беда. А теперь нам пора в обратный путь.
Они встали и пошли, почти не касаясь земли своими длинными серыми одеяниями, и их фигуры медленно поднимались в небо, пока не слились с серыми облаками, которые, словно вата, накрывали поляну, на которой лежал Владимир Александрович. Костёр почернел и превратился в чуть дымящуюся головёшку, которая тут же рассыпалась в пепел. Но вот вся картинка перед глазами Владимира Александровича дёрнулась, и он увидел перед собой брата Гурия, читающего утреннюю молитву. Владимир Александрович соскочил и первым делом открыл свой мешок. Свитка с рассказом Макария о Чёрном солнце, в мешке не было. Он рассказал брату Гурию о своём сне. Они ещё раз вместе проверили мешок Владимира Александровича, потом мешок брата Гурия. Свиток исчез.
– Кто они?– Спросил Владимир Александрович брата Гурия.
– Слуги Сатаны. Пока свиток лежал в ските, они не могли его найти. А как только мы начали его читать, они сразу
У Владимира Александровича тоже не было ответа на этот вопрос. Но взгляд этих слуг Сатаны был настолько реален, что он даже не усомнился в том, что это не сон. Да и ещё одно доказательство – свитка ведь не было в мешке. Его мозг учёного не мог принять это. Конечно, чудеса случаются. Вот у них в деревне крестьянин один, когда крест ставили на церковь Покрова Богородицы, упал с маковки. Так не одной царапины даже не получил. Это действительно было чудо, и человек пятнадцать было тому свидетелями. А здесь он один оказался в каком-то мутном мире, и ещё эти фигуры, уходящие в серый туман! Так можно вообще во всех фундаментальных азах науки начать сомневаться.
Они позавтракали остатками хлеба, попили воды из ручья и пошли в монастырь. Шли молча, каждый думая свою думу. Владимир Александрович всё никак не мог прийти в себя после встречи с незнакомцами. Снова и снова он, то сомневался в том, что всё это было с ним, то понимал, что это не может быть им придумано. И этот колючий безжизненный взгляд! Неужели это действительно слуги Сатаны? И ещё ему жалко было свиток с рассказом Макария. Он решил записать о Чёрном солнце всё сразу, чтобы не забыть. На предупреждение незнакомца он решил не обращать внимания.
Ещё издалека они услышали чистый звон монастырских колоколов. Они с братом Гурием приободрились, зашагали быстрее. Они поспели к обеду, и нехитрая монастырская похлёбка принесла им больше радости, чем принёс бы слиток золота. Всему своё время, и время каждой вещи под солнцем, как сказал бы Екклесиаст. После обеда они пришли к отцу настоятелю, он их выслушал. Потом сказал Владимиру Александровичу:
– Можешь взять табличку с Чёрным с солнцем с собой, в Москву, только следи, чтобы она попала в витрину музея, а не в руки какого-нибудь оккультиста. Их в Москве последнее время развелось много. Это всё французы, они любят всё дьявольское. А насчёт этих нечестивых, которые свиток сожгли. Может сон тебе приснился, сам знаешь, сны могут нас унести куда угодно. Свиток мог выпасть по дороге. Идите, мы будем за вас молиться. Мы всегда за всех молимся.
Вместо трёх недель экспедиция провела в монастыре полтора месяца, так они увлеклись славной историей монастыря, его скромными служителями, которые порой ценой своей жизни отстаивали право на свою веру. Они переписали порядка тысячи документов, которые имели ценность для всей истории Руси, чтобы ни одно имя не было забыто потомками. И некогда было Владимиру Александровичу написать про историю с Чёрным солнцем. Решил он, что когда приедет домой, тогда её и запишет. Со слезами прощались они с братьями, когда уезжали. Да и как удержаться от слёз, когда каждый брат, не имея ничего, всё равно нашёл хоть маленький, но подарок, чтобы осталась память у экспедиции об их монастыре. Многие подарки были сделаны своими руками, и с такой любовью, что чувствовалось тепло, исходящее от них. Часть записей Владимир Александрович отправил со своими приятелями в Москву, а часть взял к себе в имение, на Урал, куда он отправился, отдохнуть после экспедиции и написать обобщающий доклад по результатам поездки.
Поэтому Владимир Александрович очень спешил закончить свой доклад и статью, которую он посветил святому Макарию. Она была почти готова, но он всё правил и правил её, стараясь подобрать слова так, чтобы тот, кто прочитает её, тоже проникнется духом подвига Макария, его светлым образом и проникновенными молитвами. Слов катастрофически не хватало, и он, когда перечитывал уже последний вариант, снова порвал страницу. Он встал, походил по комнате и выглянул в окно. Вечернее небо перечёркивала малиновая полоса, и он загляделся, любуясь всегда таким разным небом, не признающим никакие физические законы, которые открыл человек, а живя по своим, прекрасным и далёким. Из дома выходила Агафья, горничная матушки, и он её окрикнул:
Конец ознакомительного фрагмента.