Мотивированная агрессия
Шрифт:
Как же так, пап?
Ничего, Свет, мама поправится, она у нас сильная. Ты только верь. Мы обязаны верить. Она ведь живая, а значит, всё чувствует и слышит. Просто она пока спит.
Пап, я уже далеко не девочка и всё прекрасно понимаю.
Да большая ты уже, и раз всё понимаешь, то просто верь, нам нельзя не верить.
Вдруг дверь открылась, и вошёл врач. Николай Григорьевич мы сочувствуем вам, и, поверьте, сделаем всё, что будет в наших силах, но находиться здесь действительно нельзя. К тому же к вам пришли из органов.
За дверью стоял человек, в сером костюме. Он представился как следователь прокуратуры.
Солин Павел Андреевич, городская
Конечно не здесь, – вмешался врач, – лучше в ординаторской, там вам никто не помешает. Вы сможете пройти?
Да – да, если надо.
Опять опёршись на Светкино плечо, мы двинулись в поход по больничному коридору. Когда мы зашли в кабинет, я почти упал в кресло, которое там стояло.
Вам я вижу тяжело, я постараюсь как можно быстрее, заметил следователь.
Минут через двадцать, сжалившись надо мной, он меня отпустил. Добравшись до своей кровати, я как подпиленное бревно плюхнулся и почти мгновенно заснул. Но снились мне не совсем весёлые сны, а когда кошмары кончились и я проснулся, то увидел Викторовича, сидящего возле койки. На улице к этому времени почти стемнело, и в палате уже горел свет.
Викторович, как тебя пропустили?
Сказал, что я твой отец. Паспорт у меня никто не спрашивал, а возраст у меня подходящий. Ну как ты, Коля?
Да я то вроде ничего, кости целые. Почки, печень вроде на месте. А то, что во рту дырка так то не страшно, зубы можно и вставить. Лиза плоха.
Я знаю. Это были они?
Они самые, гады.
Вобщем так, машину я забрал, но скоро не сделаю. Светка пока может пожить у меня, я ведь ближе к больнице живу. За квартирой присмотрю. Ты давай поправляйся, а с Лизой всё будет хорошо, там на небе не дурак сидит, он всё видит и понимает не хуже нас с тобой. Ей он ещё девку замуж отдавать, так что встанет.
Твои б слова та до бога.
Дойдут, не сомневайся. Я тебе тут витаминов немного принёс, ну яблочки, мандарины.
Да мне их и жевать то пока нечем.
Ничего с боку зубы у тебя целые, как-нибудь погрызёшь.
Слышь, Викторович, а что следователь говорит?
А что он может сказать. Номер машины неизвестен. Этот Козырь всю ночь и утро на даче у отчима с друзьями зажигал, музыка с вечера до сегодняшнего обеда играла, соседи слышали, а этот Бокарёв там же был. Вобщем, к нему ни с какой стороны не подберёшься.
Это был он. Я его лично видел.
Так то оно так, да мужи из мура говорят, что после аварии ты был в шоковом состоянии, мог ошибиться. Да и потом, влиятельный папа не даст делу ход. Алиби есть? Есть. Машину не нашли ? Нет. Какие претензии?
Я этому гаду сам шею сверну. Даже если посадят
Ты прежде сам в норму приди, а там как-нибудь разберёмся. Ладно, пойду я, а ты давай это, витамины ешь, тебе, чтобы выйти отсюда силы нужны.
Время стало двигаться мучительно долго. Шесть дней были длиннее месяца. Лизу перевели в другую палату. Там стояло три кровати, но две были свободные, и после уговоров Светлане разрешили ухаживать за матерью. Дочь заметно изменилась, круги под глазами, практически не накрашенное лицо, мне даже показалось, что она буквально на глазах на пару лет повзрослела. Сказывались постоянные переживания и недостаток сна, она почти не уходила из больницы, разве что за продуктами или в милицию. Два раза приезжала Нина Сергеевна, и всё время плакала. Лиза была без изменений, хоть её состояние оценивали как стабильное. Ко мне ещё раз приходил следователь, но ничего утешительного не сказал. Каждый вечер приходил Викторович и приносил с собой свои витамины, которые я всё равно не ел, ругался за это, но каждый раз приносил новую порцию. Я себя чувствовал уже довольно не плохо, и хоть синяков и ссадин на моём теле было, как семян в огурце. Передвигался я уже без посторонней помощи и подручных средств. В тот вечер Викторович был не многословен, я бы даже сказал не от мира сего, какой-то задумчивый, и вроде как его мучила какая-то мысль, которая не давала ему покоя. Говорили в принципе ни о чём, но когда он уже поднялся, чтобы уйти, вдруг спросил. Коля, ты не помнишь в той девятке, на зеркале в салоне, не висела такая мягкая розового цвета игрушка, похожая не то на барабашку, чи страшилку какую-то?
Чёрт его знает, я тогда был в таком состоянии, что на такие мелочи просто не обратил внимание. А к чему ты спросил, Викторович?
Да так просто, ладно, давай поправляйся, да, кстати, тебе привет от Борьки, сказал завтра зайдет.
Когда дверь за ним закрылась, мне стало как-то не по себе. Он никогда просто так ничего не спрашивает. Мысли завертелись в моей голове с быстротой торнадо. Я стал мысленно прокручивать всё происшедшее до мельчайших подробностей, и уже под утро понял ни о какой розовой барабашке я не помнил, и уже когда засыпал, в мою голову, словно кувалдой ударила мысль. Баба Клава, наша соседка, она видела, как за нами следила машина, возможно, своим любопытством она смогла разглядеть то, чего не увидел я. Словно пуля, выскочив в коридор, я бросился к дежурной медсестре. Та мирно читала книжку. Увидев меня, она испугалась, видок у меня был не из лучших.
Простите, мне надо срочно позвонить.
В четыре часа утра?
Девушка, понимаете вопрос жизни и смерти, ну просто ужас как надо позвонить.
Ну, в обще-то это не совсем положено.
Я тихонечко никто не узнает, да и врач дежурный спит, а я быстренько.
Давайте уже, только побыстрее.
Набрав номер и довольно долго прождав, я услышал долгожданное. Это довольно веская причина, если вы звоните в это время.
Викторович, это я.
Коля? Что случилось?
Ни о чём не спрашивай, просто приезжай как можно раньше, только заедь к нам и возьми мне что-нибудь одеть.
Ты можешь объяснить, в чём дело?
Всё утром, жду.
Положив трубку, я сказал удивлённой медсестре.
Огромное спасибо, вы спасли от смерти очень хорошего человека.
Если бы за это давали медали, то я бы уже была трижды Герой Советского Союза.
И всё-таки это было очень важно.
Это я уже поняла, ладно, идите спать, пока всё отделение не переполошили.
Заснуть я уже не смог. Викторович явился около восьми. К этому времени я перемерял ногами весь больничный двор и уже скурил четыре сигареты.
Ну, давай теперь рассказывай, что там у тебя?
Скажи честно, ты ведь не просто так спросил про розовую игрушку в девятке?
Ах, вот ты о чём. Да я действительно не зря спросил. Я видел такую машину со свежеокрашенным правым крылом, без повторителя и сломанным зеркалом с той же стороны. Сидели в ней три молодых парня лет двадцати пяти. Я и номер запомнил. Понимаешь, о чём я?
Да про машину я догадался, но вот ни о какой игрушке я не помню. Да и не мог запомнить тогда, мне в тот момент было не до того. Но соседка тётя Клава, божий одуванчик, накануне сказала, что за мной следила красная машина, она могла и игрушку рассмотреть. В общем, сейчас я переоденусь, и мы к ней смотаемся, если ты конечно не против.