Мой ангел-хранитель
Шрифт:
Тонкие руки сжаты в кулаки, с них слетают сгустки магии, разбивающие мебель в камере на кусочки. Столик устремляется в непробиваемое стекло, ваза с ягодами летит на пол, книги, стопкой сложенные в углу, разрываются на мелкие части, рвутся на куски, листочки, обрывки. Постельное белье в клочья разорвано грубыми пальцами, кровать полуразрушена, у кресла обломаны ножки, и только спинка валяется возле стекла. Трикстер рвет и мечет, он уже задыхается от своего звериного крика, что издает в бешенстве. Когда все вокруг превратилось в хлам, он наконец доходит до ненавистного зеркала. Как же давно он хотел его разбить. Там, внутри, его отражение, оно улыбается даже сейчас, сквозь слезы, сквозь боль, сквозь дыру в душе. Оно улыбается.
– Ненавижу тебя! Я ненавижу!
–
Все его руки давно в крови, на пальцах сияют ранки. Вокруг ничего не осталось, все разбито, все потеряно. Но ему хочется бить дальше, ему хочется рушить, ему хочется метать. Локи снимает с себя жилет, рвет его на куски, отбрасывает в сторону. Ему кажется, что ему тесно в одной рубашке, он хватает её руками, пытается содрать с себя, казалось бы, вместе с кожей, но - то ли ткань слишком крепкая, то ли силы уже на исходе - одежда Локи не поддается, он лишь пачкает её окровавленными руками, и все, что получается ему разорвать, так это воротник. Ему хочется лезть на стены, ему хочется вдохнуть воздуха, другого воздуха, который теперь пропитан дымом, что оставил после себя драккар, несущий тело мамы в далекие воды. Ему хочется разбить стекло, разбить весь Асгард на части, сквозь небо прорваться, лишь бы спасти своего ангела, свою Сигюн.
Тонкие руки проходятся по стенам, оставляя на белой поверхности кровавые отпечатки. Локи упускает из вида колкую боль от стекляшек, что впиваются в его босые ноги, а одна из них даже прорезает ступню до крови. Нет, он не чувствует. Ему не больно. Разве это боль по сравнению с тем, что творится внутри?
Усталый, иссякший, он почти соскальзывает по стене на пол, опускается, словно вялое растение, клонящееся вниз. Одежда в крови, волосы беспорядочно растрепаны, ноги и руки изранены. Вокруг пустота. Его истошный крик прокатывается по подземелью, пальцы нервно кривятся, как палки, будто сейчас переломятся. Долгий, измученный, щемящий душу крик - зов, который окликает прошлое. Он не назовет имен, хотя они слышатся в его голове, он ничего и никому не скажет, хотя не перестает говорить сам с собой. Этот крик словно послание, это крик скорбящего по матери, злящегося оттого, что снова не уберег супругу от беды. Его душа уносится, он выдыхается, ощущая, как внутри все сгорает, уже тлеет, уже уничтожено. Какой-то частички этой души, если такова у него вообще есть, уже не существует. И все слова, которые были тогда в голове, которые вертелись на языке, но так и не были произнесены, теперь терзали его изнутри. Он бы все отдал сейчас, лишь бы только сказать эти слова ей в глаза, в глаза нежно любящей и любимой Фригги.
– Мама… Мама, - шепчет он, глядя на осколки стекла.
– Прости меня, мама…
Он закрывает глаза, он пытается снова начать дышать, но грудь сдавливает какими-то невидимыми тисками. Родной, тонкий голос в голове называет его по имени.
– Сигюн, - отзывается маг, словно только в её имени находит утешение, спасение, надежду.
– Я вытащу тебя. Вытащу, - тьма вдруг накрывает его, и Локи боится спугнуть её, боится потерять связь с девушкой, боится прервать её хотя бы на минуту. Её улыбка, её голос и глаза снова являются ему светом, и он знает, что способен идти, но он не чувствует больше ног, он не чувствует сил. Сны утаскивают его, и Локи стремится отыскать утерянную мощь, чтобы снова воспрянуть над своими врагами ради мести…
========== Глава 43 ==========
Все стихло. Битва закончилась, но никто не был спокоен, никто не вышел из своих убежищ, никого не было в округе, кроме солдат и стражников. Улицы Асгарда были пусты, половина из них была почти разрушена, обстрелена. Изредка охранники, обследовавшие местность,
Во дворце Одина тем временем шла своя процедура подготовки. Всеотец отдал приказ о принятии землянки Джейн под охрану. Солдаты под командованием члена Асгардского Совета увели смертную, словно заключенную, посадили в просторную светлую комнату дворца, обеспечили едой, водой, одеждой, даже личными слугами.
В тронном зале собрался совет военачальников. Фандрал был главным военным стратегом, также входил в состав членов Асгардского Совета. Вокруг иллюзорной проекции дворца собрались воины, царь стоял рядом с ними, внимательно слушая, как обстоят дела с защитой и с подготовкой.
– Пока не удается восстановить щиты дворца, - досадно сообщает Фандрал, - враг не виден для орудий и закрыт даже от взора Хаймдалля. Мой царь, мы как на ладони.
Один в ответ лишь вздохнул, опустил единственный глаз. Казалось, что он был мыслями как-то далек от всего, что говорил асгардец. И только звонкий бас сына вывел его из раздумий:
– Её теперь можно считать пленницей?!
– в тронный зал вошел Тор.
– Оставьте нас, - обратился он к воинам, и те, кратко поклонившись, быстро покинули помещение.
– Я не хочу ссориться с тобой, - тихо произнес Один, даже не глядя на сына.
– Я тоже не хочу, отец. Я решил, что отправлюсь в погоню за Малекитом.
– В наших руках Эфир - Малекит сам явится сюда, - в голосе Всеотца слышалось явное недовольство решением сына.
– А в его руках Сигюн. Я понимаю, что после того, как Локи перестал хоть что-то значить для тебя, ты и вовсе забыл про неё, но я должен спасти эту девушку. Малекит похитил её не просто так, он хочет получить в обмен на неё Эфир.
– И что же ты собираешься сделать? Вручить ему самое сильнейшее оружие всех времен, а после будешь смотреть, как он уничтожает с помощью него всю Вселенную? Ты обменяешь свою возлюбленную на жену Локи?
– царь повернулся лицом к принцу.
– Нет. Мы с Джейн уйдем в царство тьмы, уведем темных эльфов подальше от Асгарда, отведем их удар, чтобы никто здесь больше не пострадал. Я уверен, что Малекит поведет свое войско за нами. Когда он извлечет Эфир из тела Джейн, тот будет бесплотен и уязвим, и тогда я расправлюсь с ним обоими, спасу Сигюн, защищу Джейн, - Тор говорил более, чем уверенно. Он отлично понимал психологию предводителя эльфов: Малекит не станет убивать Сигюн - она нужна ему живой. Он похитил её лишь для того, чтобы у правителя не оставалось выхода, кроме как отдать Эфир, если он дорожит жизнью принцессы. Эльф не знал, кем на самом деле является Сигюн, но он угадал то, что жизнью ванской дочери действительно дорожат, пусть не царь, но, по крайней мере, целых два принца, один из которых сидит в тюрьме, является её мужем и который будет совсем не прочь намотать эльфов на палки. И это вновь подстрекало Тора на мысль, о которой он думал уже не раз. Локи… Он, наверняка, знает, что произошло… Тор рассуждал, стоит ли идти к брату… Для чего идти? О чем сказать? Громовержец старался пока упустить эту проблему, но сердце его было не на месте. Теперь ещё и Джейн взяли под стражу, и за её жизнь он волнуется ни чуть не меньше.
– Ты понимаешь, что если у тебя ничего не получится, то наш враг завладеет страшнейшим из всех орудий? Ты борешься за жизнь юной девы, тем не менее подвергаешь риску весь Асгард, - томный голос отца выводит Тора из его мыслей.
– Риск будет ещё большим, если бездействовать. Мы ведь даже не знаем, где сейчас Малекит. Может, над нашими головами. Ты предлагаешь ожидать очередного нападения, которое может стать последним?
– принц несколько возвысил голос, хотя старался всячески сдерживать эмоции.