Мой Артек
Шрифт:
Разумеется, я десять раз могла и раньше съездить в Артек. Но не ехала потому, что не могла оказаться там просто посторонним человеком. Теперь у меня было дело, и я чувствовала себя кумом королю!
Апрель в Москве был холодный и дождливый. Мой коллега, фотокорреспондент Михаил Савин, сказал по этому поводу:
— Выезжать в дождь — счастливая примета: значит, в Артеке нас встретит солнце. А тебя к тому же ждёт благодарная память потомков.
В Симферополе нас, несмотря на телеграмму, никто не ждал — я давным-давно «выросла» и выветрилась из пионерской «памяти потомков». На привокзальной площади стояли автобусы с надписями «Артек», и шофёры по строгому артековскому правилу не пускали в автобус посторонних, что, с одной стороны, меня огорчило, а с другой — обрадовало: и в наше время посторонних, действительно, нельзя было пускать — стоит этому постороннему раз чихнуть, и весь лагерь заболеет гриппом. Ребят некоторое время, как и встарь, держат на эвакобазе в Симферополе, измеряют им температуру и врач осматривает их. Если есть хоть
Устраиваясь в попутный транспорт, я повздыхала по поводу своей «постороннести» и порадовалась стойкости и рациональности артековских порядков.
В Артеке было холодновато. Но, видно, это отечество наших юных душ никогда не перестанет радовать нас. Глициния нежно склонилась, когда я с сердечным трепетом снова входила в мир своей немеркнущей юности. Лиловые водопады глицинии струились со скал и образовывали потрясающие арки над входами и в аллеях…
Сууксинский прибрежный парк, увы, поредел, его уничтожили фашисты во время оккупации. После войны парк возобновили, но деревья еще не успели загустеть. И все же мою знакомую с июня 1941 года магнолию я разыскала! На мглисто-зеленых старых её ветвях набухли совсем юные почки, и к 16 июня, к 50-й годовщине Артека она обязательно расцветет…
Было воскресенье, управление Артека пустовало. Мы поселились в красивой гостинице лагеря Лазурного — так теперь называется Суук-Су, я побежала к речке. Она в своем старом каменном ложе показалась мне тоненькой ниточкой. Но тут я догадалась: на вершине Роман-коша еще не закончилось таяние снегов, большая вода не хлынула вниз, и холодной речке Суук-Су еще предстоит на лето сделаться полноводной и побурлить.
С руководителями Артека, по правде говоря, мы встретились и познакомились тоже холодновато. Но зато очень быстро я подружилась с вожатыми и пионерами, будто снова впервые приехала в Артек. Другим стал Артек, он теперь знает о себе больше, чем тридцать три года и 10 месяцев назад. И все, что он знает о себе теперь, знаю и я. Все, чего не успела узнать тогда.
Имя основателя Артека Зиновия Петровича Соловьева в Артеке чтут. В домике, где он жил, открыт его мемориальный музей.
Наркомом здравоохранения РСФСР в двадцатых годах был Н. А. Семашко. Зиновий Петрович Соловьев был его заместителем. Идея организации детских оздоровительных пионерских лагерей принадлежит ему. Он начал воплощать ее в жизнь с Артека. В год основания лагеря за четыре смены 1925 года в Артеке побывало 320 пионеров. Теперь здесь за одну только летнюю смену бывает 5000 ребят! Нас, артековцев, уже больше 500 тысяч человек. Если нас собрать вместе — понадобится почти такой город, как Таллин. И нет республики, города, мало-мальски крупного предприятия, где не было бы пионерских лагерей. Летом в самых красивых, специально подобранных врачами местах отдыхают практически все пионеры Советского Союза. По примеру наших пионерских лагерей создаются детские оздоровительные лагеря и в других странах. Океан детских летних радостей начался с маленькой артековской речки Суук-Су.
Мне вспоминается еще до войны увиденная фотография Зиновия Петровича: правильные черты лица, умные глаза, четыре ромба в петлице. Он занимал кроме всего остального ещё и пост начальника главного военно-санитарного управления Красной Армии, возглавлял Общество Красного Креста. В умной, напряженной и честной жизни Зиновия Петровича, в его мужественном характере была трогательная черта — он любил детей. Никакого умиления не было в этой любви, никакого сюсюканья. Была забота человека, и была точка зрения революционера, преобразователя, не пустого мечтателя, а мыслителя, всерьез думающего о будущем: Зиновий Петрович называл здоровье молодого поколения Советской страны «одним из ответственейших участков социалистического строительства», «народным имуществом», которое надо беречь. За сугубым рационализмом этих его слов — суровая нежность.
Сестра В. И. Ленина Анна Ильинична Ульянова-Елизарова рассказывала, что у Зиновия Петровича в характере было много сходства с ленинскими чертами, что «во многом можно провести параллель между этими двумя различными людьми. Зиновий Петрович был одним из самых близких соратников Ленина, исполнявших его заветы. И по характеру он во многом напоминал Владимира Ильича».
Детство Зиновия Соловьева прошло в том же Симбирске, учился он в той же гимназии, что и Владимир Ильич. Поступил в тот же Казанский университет, двадцати двух лет от роду, в 1898 году стал членом РСДРП. Вел революционную пропагандистскую работу на предприятиях Казани, за что и был арестован, исключен из университета и выслан. Вернувшись из ссылки, снова работал в большевистском подполье, снова был арестован и сослан. 1917 год он встретил уже опытным организатором революции, был активным участником и одним из руководителей московского вооруженного восстания.
Во времена симбирского подполья он дружил с Дмитрием Ульяновым. «Редко судьба нам посылает таких друзей, в которых не приходилось бы разочаровываться или усомниться… Таким для меня был Зиновий Петрович Соловьёв» — эти слова Дмитрия Ульянова многое говорят о Соловьеве.
Плохое было у Зиновия Петровича здоровье. Больно читать строчки из его письма к профессору Ф. Гетье: «…Поймите, что я молод ещё, мне всего 52 года, что в голове моей роятся мысли и планы, которые мне хочется осуществить, и не иметь возможности
«…В 1924 году я был с Зиновием Петровичем в Гурзуфе, где он проводил свой отпуск. В жаркий солнечный день мы пошли с ним гулять с тем, между прочим, чтобы посмотреть подходящее место для будущего лагеря, мысль о котором он в то время лелеял. Когда мы пришли на то место, где теперь раскинут артековский лагерь, Зиновий Петрович стал развивать мысли и планы насчет будущего строительства…»
Но прежде, чем «развивать мысли и планы», Соловьев отыскал это место. Небольшая глубокая бухта с двух сторон защищена от ветров горой Аю-Даг и скалистым мысом, на котором стоят развалины Генуэзской крепости, а с третьей стороны — Крымская горная цепь с вершинами Роман-кош и Ай-Петри. В воздухе — запах цветов и трав, южной хвои, йодистое дыхание моря. И на многих гектарах — великолепный парк, выращенный здесь богатым ботаником Виннером и переданный государству. Здесь — не просто целебно, не просто красиво, не просто романтично. Здесь в названиях живет древняя история Таврии, таинственная, мало исследованная, уходящая в глубь веков к истокам скифского и сарматского государств, ко времени расцвета и проникновения в Таврию эллинской и древнеримской цивилизаций. Зиновий Петрович был по-настоящему, классически образован и по-ленински понимал все неисчислимое значение культурного наследия в формировании новой интеллигенции. Он ходил по татарским деревушкам, разбросанным по побережью, узнавал названия горных вершин и распадков, ущелий и речек.
«Артек» — место отдыха перепелок: так толковали местные жители это название, оно ему понравилось, он весело говорил — ну, просто как по заказу: пусть и наша детвора отдыхает, раз тут отдыхают перепелки, пусть наш пионерский лагерь так и называется.
В этой ласковой маленькой стране «Артек» целых четыре реки, их названия говорят о разных эпохах здешней цивилизации: Кумака-дере, Черкес-дере, Суук-су — три тюркских названия (дере — река, су — вода). Четвертое Путанис — уходит в эллинскую древность.
Зиновий Петрович не мог знать, но, наверное предполагал, что наступит время, когда историей этих мест займутся пионеры-краеведы, что здесь побывают виднейшие ученые и общественные деятели планеты — ведь при его жизни в Артеке была Клара Цеткин, приезжал в гости Анри Барбюс, и Зиновий Петрович был дружен с ними. А после войны, в шестидесятых годах, приезжал в Артек интересный гость — брат Никоса Белояниса, один из крупнейших топонимиков мира Христос Белоянис, и он привел несколько толкований слова «артек», из которых наиболее приемлемым для него же самого было два — уже известное нам «место отдыха перепелок» с древнегреческого, и еще с языка предков нынешних осетин, с аланского, «артек» — спуск с горы. Возможно! Ведь русла четырех близких одна к другой рек — конечно же, отличный спуск с горы. Были Зиновию Петровичу известны легенды о здешних местах. Например, про маленький домик, в котором он поселился, когда стал совсем артековцем и не захотел покидать лагеря, не захотел жить в санатории, а жил в Артеке и по артековскому режиму — рассказывали старожилы, что в давние времена в нём обитала странная, хоть и не самой первой молодости, но красивая француженка, что она носилась на бешеном скакуне по здешним ущельям, а ночами в ее домике горел свет и раздавались звуки шумных пиров. Говорили, что и похоронена она где-то здесь, и что было время, когда из-под земли была видна надгробная плита, и на ней некая французская фамилия, чем-то знаменитая. Когда Зиновий Петрович дознался до фамилии, оказалось, что тут была похоронена женщина, послужившая для Дюма прототипом пресловутой «миледи»: она убежала от французских и английских придворных интриг в Россию и здесь окончила свои дни. Представляю себе довольное лицо Зиновия Петровича — занятно будет ребятам!