Мой бедный, бедный мастер…
Шрифт:
— Будьте любезны,— охотно отозвался сосед и привстал,— вон он с краю… в четвертом ряду, с этим длинным, как жердь, рядом… Вон он!..
— Блондин? — глухо спросила Маргарита.
— Пепельного цвета… Видите, глаза вознес к небу…
— На патера похож?
— Вот, вот…
— Ага, ага,— ответила Маргарита и перевела дыхание,— а Аримана не видите?
— Ариман с другой стороны… вон мелькает лысина… {233} кругленькая лысина…
— Плохо видно,— шепнула
— Лавровского вы сейчас увидите, он в машине едет сзади… Вот пройдут пешие…
— Скажите, хотя, впрочем, это вы, наверное, не знаете… Кто подписывается «З. М.»? {235}
— Чего ж тут не знать! Зиновий Мышьяк. Он, и никто иной.
— Так,— сказала Маргарита,— так…
За пешими потянулся ряд машин. Среди них было несколько пустых таксомоторов с поваленными набок флажками на счетчиках, один открытый «линкольн», в котором сидел в одиночестве плотный, плечистый мужчина в гимнастерке.
— Это Поплавский, который теперь будет секретарем вместо покойника,— объяснял рыжий, указывая рукою на «линкольн»,— он старается сделать непромокаемое лицо, но сами понимаете… его положение с этой головой… А! — вскричал рыжий.— Вон, вон, видите… в «М-один»… вон Лавровский!
Маргарита напряглась, в медленно движущемся стекле мелькнули смутно широкое лицо и белый китель {236} . Но машина прошла, а затем наступил и конец процессии, и не было уже слышно буханья турецкого барабана.
Маргарита подняла фиалки и села на скамейку.
— А вы, как я вижу, не любите этих четырех до ужаса,— сообщил, улыбаясь, разговорчивый сосед.
Маргарита на это ничего не ответила, лишь скользнула взглядом по своему вульгарно и цветисто одетому соседу. Но глаза ее как будто бы выцвели на время, и в лице она изменилась.
— Да-с,— продолжал занимать беседой Маргариту Николаевну гражданин в котелке,— возни с покойником не оберешься. Сейчас, значит, повезли его в крематорий. Там Поплавскому речь говорить. А какую он речь скажет, предоставляю вам судить, после этой историйки с головой, когда у него в голове все вверх тормашками. А потом с урной на кладбище… Там опять речь… И вообще я многого не понимаю… Зачем, к примеру, гиацинты? В чем дело? Почему? Почему понаставили в машину эти вазоны? С таким же успехом клубнику можно было положить или еще что-нибудь… Наивно все это как-то, Маргарита Николаевна!
Маргарита вздрогнула, повернулась.
— Вы меня знаете? — надменно спросила она.
Вместо ответа рыжий снял с головы котелок и взял его на отлет.
«Совершенно разбойничья рожа»,— подумала Маргарита, вглядываясь в неизвестного и убеждаясь,
— А я вас не знаю,— сказала сухо Маргарита. Кривой усмехнулся и ответил:
— Натурально вы меня не знаете. Ну-с, я послан к вам по дельцу, Маргарита Николаевна!
Услышав это, Маргарита побледнела и отшатнулась.
— С этого прямо и нужно было начать,— заговорила она,— а не молоть черт знает что про отрезанную голову. Вы меня хотите арестовать?
— Да нет! Нет! — вскричал рыжий.— Пожалуйста, не беспокойтесь! Что это такое? Раз заговорил, значит, уж и арестовывать! Важнейшее дело. И поверьте, уважаемая Маргарита Николаевна, если вы меня не будете слушать, впоследствии очень раскаетесь!
— Вы уверены в этом?
— Совершенно уверен. Итак, дельце вот в чем. Я прислан к вам, чтобы пригласить вас сегодня вечером в гости.
— В гости? К кому? Зачем?
— К одному знатному иностранцу,— сказал рыжий, прищурив здоровый глаз.
Маргарита разгневалась.
— Покорнейше вас благодарю,— сказала она,— за кого это вы меня принимаете?
— Сказано было, что вы умная женщина, вот за умную и принимаю… позвольте, куда же вы?
— Новая порода: уличный сводник,— поднимаясь, сказала Маргарита.
— Вот спасибо за такие поручения! — воскликнул рыжий, явно разозлясь, и добавил в спину уходящей Маргарите: — Дура!
— Мерзавец! — отозвалась та, не оборачиваясь, и тотчас услышала за собою голос рыжего:
— Гроза гнула и ломала гранатовые деревья, трепала розовые кусты, и в колоннаду влетали тучи водяной пыли!.. Так пропадите вы пропадом с вашей обгоревшей тетрадкой и сушеной розой! Сидите здесь одна на скамейке и умоляйте его отпустить вас на свободу, дать жить, дышать!..
Совершенно побелев лицом, Маргарита вернулась к скамейке. Рыжий глядел на нее со злобой в глазу.
— Я ничего не понимаю,— тихо заговорила Маргарита Николаевна,— про листки еще можно узнать… проникнуть, подсмотреть… Наташа подкуплена?.. Но как вы могли узнать мои мысли? — Она страдальчески добавила: — Откройте мне наконец, кто вы такой? Из какого вы учреждения?
— Вот скука-то! — воскликнул рыжий, в котором еще не утихло раздражение.— Сказано ведь уже, что ни из какого я не из учреждения! Сядьте, пожалуйста!
Маргарита беспрекословно повиновалась. Выждав минуту, пока нянька провезла мимо скамейки колясочку с младенцем в голубом одеяле, она спросила тихо:
— Но кто вы такой?
— Ну, хорошо-с,— отозвался рыжий,— зовут меня Азазелло. Но ведь это вам ничего не говорит? Теперь слушайте: приглашаю я вас…
— А вы мне не скажете, откуда вы узнали про листки и про мои мысли о нем? — уже робко перебила Маргарита.