Мой бывший муж
Шрифт:
– А ты женишься на Вике?
Черт.
– Эм-м… Пока рано об этом говорить.
– Пап, а почему люди разлюбливают друг друга?
Лучше бы меня палками били или пытали раскаленными утюгами. Как это объяснить?!
– Порой люди отдаляются друг от друга, – аккуратно подбирал слова я, – и чувства могут угаснуть.
– Как у вас с мамой? – абсолютно бесхитростно спросила.
– Почему как у нас? – нахмурился я. У нас по-другому: у нас я оказался идиотом и слабаком. – У нас с мамой… – я очень серьезно посмотрел на Нику: – Я ошибся, и этим сделал очень неприятно маме. Так вышло…
– Ты с Викой целовался, да?
Я к раковине отвернулся и глаза закатил. Ну это пиздец какой-то, нет больше цензурных определений! И как же тонко звучали вопросы: вроде не обвинения, но так остро в цель попадали, до боли.
– У нас в классе такое было: Миша Крамаренко сначала Кристину любил, а потом Аню не помню фамилию, из 3Б полюбил. Правда, они вроде не целовались, – и задумалась карикатурно.
– Никусь, тебе интересна Вика? – ступил на очень зыбкую почву я: нужно и не обидеть, и понять.
– Я не знаю. Но ты ведь с ней. Я же должна убедиться, что ты в надежных руках. Мужчины они, знаешь, хуже детей.
– Это тебе кто сказал, деточка? – иронично улыбнулся.
– Не скажу.
Я и так знал, у нас аж две умудренные опытом бабушки и одна прабабушка!
– Земляника, есть план на завтра, но требует твоего одобрения, – решился я. Не знаю, что выйдет, но не зря говорят, что устами младенцев истину глаголят.
– Какой? – заинтересовалась она.
– Вика приглашает к своим родителям в гости завтра с ночевкой. У них дом в Мещерском парке: покатаемся на ватрушках, в лесу погуляем, можно даже лодку взять – озеро не замерзло.
У нее загорелись глаза, но сомнения были:
– А кто там будет?
– Думаю, ее родители, может, еще кто из родни. У них годовщина вроде. Я подарок купил.
– Покажешь?
– Обязательно, но после того, как руки помоешь, – и кивнул на жирные испачканные соусом пальчики. – Вкусно?
– Угу!
Неплохо, правда, но жутко аляписто!
– А у них большой дом? – прожевав, спросила Ника.
– Думаю, места хватит.
– А где я буду спать?
– Уж для тебя комнату найду!
Мой лофт тоже особо не был предназначен для детей – огромное единое, не очень уютное пространство. Но я пригласил дизайнера и один из углов стал детской комнатой в стиле гараж. Нике очень нравилось!
– Хорошо, давай поедем, – взвесив за и против, согласилась Ника. – Но только если пообещаешь, что не оставишь ночью одну. И если скучно станет – будешь со мной играть. Настолки наши возьмем. И… – она замялась и щеку прикусила, совсем как Катя. – Если я захочу уехать, уедем, ладно?
– Обещаю.
Мы поели, и я загрузил в посудомойку грязную посуду, Ника высокий длинный стол вытерла, практически идеально с учетом ее роста и его размера.
– Папа, а вот я тут на ютубе видела…
Я как истинный взрослый воспользовался сменой темы и строго на часы показал:
– Иди купайся, время видела?
– Пап, – занудела.
– Бегом.
Я рухнул на диван и руками лицо протер, кожу стереть, воспоминания. Может, когда-нибудь мне перестанет быть стыдно перед дочерью? А перед женой? Здесь нет, это навсегда со мной. Пары постоянно расходятся, процент разводов катастрофичен не только в России, и дети с этим мирятся и привыкают. Но мне ведь не было мучительно плохо в семье, я просто на поводу порочных желаний пошел. Членом думал. Вот теперь сижу и отвечаю на неудобные вопросы девятилетней дочери. А какими они станут через пять лет? Если она решится мне или Кате их задать. Ника ведь спрашивала. Тогда, когда приехал к ней в школу. Отмылся от запаха блядства в офисе и к дочери рванул объяснять, почему утром не приехал. Почему обещание нарушил. Злой, нервный, и Вероничка почувствовала, да. Расстроилась очень…
Я вышел из машины, поднялся по ступеням, резкими, большими шагами. Вошел в зал ожидания и кнопку вызова нажал с пометкой «2А».
– Вероника Полонская, – произнес и принялся ждать.
Катерине Великой сухо черканул, что сам заберу дочь. Пусть только попробует запретить! Она прочитала сообщение, но не сочла нужным отвечать.
– Папа! – позвала Ника и прошла через турникет.
– Привет, Земляничка, – я забрал тяжелый рюкзак и поцеловал светлую макушку. – Пойдем.
– А ты где был? Я ждала тебя утром? Мама сказала, что ты не будешь больше с нами жить. Пап?
Как охуенно Мальвина все решила! И дочери уже рассказала!
– Садись, – дверь открыл и постарался улыбнуться, хотя от гнева на Катю, себя, ситуацию просто рвалось в груди что-то. Что-то очень важное и нужное.
– Пап, это правда?
Я выехал на дорогу и головой тряхнул, чтобы демонов ярости отогнать. Я с ребенком, мне ясность нужна.
– Никусь, все так запуталось. Мы с мамой немного поссорились и…
– Пап, а чемоданы? Прямо с чемоданами уйдешь? – перебила она.
– Ника, если задала вопрос – выслушай ответ! – не сдержался и повысил голос. Черт, мне успокоительное нужно, лошадиную дозу.
– Извини, – тихо проговорила и вжалась в сиденье.
А-аа! Меня просто разрывало от чувства вины! Я просто ходячий клубок эмоций и ни одной доброй и светлой.
– Земляничка, прости, – я вышел из машины и сел к ней назад, ладони маленькие в свои взял. – Папа плохо чувствует себя.
– У тебя болит что-то?
– Да, и это не лечится, – криво улыбнулся я. – Ты главное помни: я тебя очень люблю и никогда не оставлю. Никогда!