Мой бывший муж
Шрифт:
– Иди сюда… – позвала мягким шепотом и пальцем поманила. Я истекала первобытной похотью, искала выход накопившемуся эротическому безумию, катастрофически нуждалась в разрядке.
Вадим опустился на шкуру, и я оседлала его: ладонью обхватила толстый ствол и рукой вверх-вниз провела. Бархатным концом себя между ног погладила, соками смазывая, и снова ладонью прошлась до основания.
Наши запахи смешались, а тела соединились с глухим стоном томительного наслаждения.
– Мальвина моя… – прошептал и в бедра мои пальцами впился, чтобы сильнее, жестче, резче. Я, возбужденная до предела, поскакала на нем, клитором разбухшим обтираясь о короткую поросль на лобке. Низ живота скрутило, член с пошлыми шлепками входил, когда бешено насаживалась и скользила ритмично.
Вадим поднялся, об каменный пресс меня расплющивая, волосы длинные резко потянул и губы агрессивно нашел. Ягодицы с силой сжал и дважды в себя впечатал, медленно растирая, ощущая, как дрожу, как сжимаю его, сокращаясь от разорвавшего в клочья оргазма.
– Катя, можно?
Я только головой покачала. Никаких «можно», кончать в меня больше нельзя. Он прорычал что-то неразборчиво, в шею впился и на спину меня опрокинул: член вытащил сразу, в живот вжался и горячей спермой залил меня, размазывая до сосков. Неужели думал, что это до сих пор его метки? Нет, не работает это так. Они в сердце и душе любовью расцветают, а остальное под душем смывается бесследно.
– Кать, – Вадим лег на меня, чуть локтями сбавляя тяжесть, – Мальвина моя. Любимая…
Я с трудом веки разлепила, в реальность возвращаясь, на лицо властно красивое посмотрела и, размахнувшись, влепила ему пощечину. Вадим Полонский пропустил удар, удивительные вещи!
Глава 23
Катя
– За что?! – изумился Вадим. Да, он не часто получал по морде в столь уязвимом виде.
– За то, что изменник: сначала мне с этой Викой изменил, теперь ей со мной! – я попыталась взбрыкнуть и скинуть его с себя, но Вадим всем весом придавил и руки над головой зафиксировал, лишая надежды вырваться.
– Кать, я тебе не изменял раньше. Клянусь, не изменял. В ту ночь случилось, когда чемоданы увидел. Прости. Меня накрыло так. Я не смог справиться. Прости меня.
– Я должна радоваться, что до этого тебе позволяли только за ручку держаться и на сиськи облизываться? – насмешливо вздернула бровь. Сложно выглядеть независимой и гордой, лежа под мужчиной, измазанной его семенем, но я пыталась. – Когда имено ты переспал с ней, это частности, Вадим.
– Это факты, – упрямо произнес. Боже, какой же телец непробиваемый! Неужели думает, что это важно?! Словно бы можно сказать «прости» и все месяцы загула до развода растворятся как туман на рассвете? А после? У него уже целая новая жизнь, и тут «прости»!
– Я рада, что ты встал на путь признания своих косяков, но мимо. Осчастливь этим богатством другую.
Черные горнолыжки снова засветились и завибрировали. Откуда не возьмись Баян прыгнул на них и с ярким жжужащим пятнышком лапами играть начал. Кто ж так названивать настырно! Вопрос риторический, естественно. Ясно все.
– Слезь с меня! – дернулась снова.
– Может, поговорим? Попробуем хотя бы?
– Только если отпустишь, – торговалась я. Вадим подозрительно глаза сузил, но хотя бы руки держать перестал. – Факты, говоришь? – я вернулась к его признанию. – То есть если бы ты узнал, что я увлеклась мужчиной, что позволяла ему ухаживать за мной, дотрагиваться, обнимать, целовать. Это нормально, да? Не убил бы меня? Только когда он трахнул меня, тогда бы претензии предъявлять начал, м?
Вадим напрягся, подбородок мой нагло схватил и в глаза с такой остротой посмотрел, словно в голову залезть хотел.
– Я не понял: у тебя что, был кто-то?
Я глаза закатила. Любимый конек Полонского: с больной головы на здоровую.
– Я не об этом вообще.
– А я об этом. Мне интересно, чего ты разводиться побежала реактивно так, а? – начал заводиться он.
– Может, потому что мой любимый муж другую женщину нашел. Достаточно?
– Катя, я не…
– Отпусти, – прервала я, – Ника проснуться может.
Напоминание о чутко спящей дочери подействовало, но не совсем так, как ожидалось: Вадим в охапку подхватил меня, в спальню понес, затем в ванную. Вымыться не мешало, да.
– Кать, я не врал: я только тебя люб…
– Не надо, – оборвалась резко и воду выкрутила. – Закрыли тему. Мне неинтересно.
– Неинтересно? – тихо усмехнулся. – Нас тянет друг к другу. До сих пор. Я хочу тебя, – и ладонь мою схватил, к члену, снова в бой рвущемуся, прижал.
Какой самоуверенный наглец!
– А ты меня хочешь. Ты дважды кончила, Мальвина, – покровительственным шепотом сквозь пар выдохнул и к себе привлечь попытался.
Я громко и звонко рассмеялась, и сама к нему подошла, остановилась близко, царапнув сосками широкую грудь. Обняла его лицо ладонями, подставляя спину под тугие горячие струи.
– Я не тебя хотела, а секса. Меня просто давно не трахали, – произнесла тихо и с легкой усмешкой, затем невесомо в губы поцеловала. – Спасибо, бывший муж, – потом вышла из-за стеклянной перегородки. Пушистым полотенцем тело обняла и в спальню убежала.
Меня одолевали смешанные, очень противоречивые чувства: в теле поразительная легкость и эйфория, в душе – каменная тяжесть. Нельзя было с Вадимом спать. Нельзя. Не из-за этой Вики. Я не святая и мне не жаль, что он и ей изменил. Она получила мужчину, пройдя по пути любовницы – пусть теперь не плачет. Я за себя волновалась. Не хочу давать мужчине власть над собой. Больше нет. Тем более Вадиму. Осталось еще что-то горячее к нему, что-то очень сложное, пусть и запрятанное глубоко внутри. Я слишком сильно его любила, чтобы забыть окончательно. Если почует, снова загонять начнет, как добычу, а я уже не настолько быстроногая лань. Может, и у него что-то осталось. А может, из прихоти. Меня не устраивал ни один из вариантов.
Я тебя люблю…
Любовь! Нужна мне его любовь! Вся исковерканная, извращенная, испорченная. Вадим говорил о чувствах, не понимая, насколько они не те, совсем другие. Чуждые и мне, и ему. Он любит. Конечно, любит, только не меня, а ту любовь, что у него была ко мне, не осознавая, что ее давно черной тенью его ошибок накрыло. И моих тоже. В нашей ситуации невиновных нет.
Я забрала из гостиной его вещи, чтобы не дай бог Ника не увидела. Ей девять, и кое-что она уже понимала. Вернулась и только успела шелковый пеньюар на пуговички застегнуть, как Вадим вышел. Грозовее серой тучи. Приятно.