Мой домовой — сводник
Шрифт:
Хороших мне снов…. Будто я усну!
Глава 38: Серьезный завтрак и картина "Не ждали"
— А что мы будем есть?
Я все же уснула, раз эта фраза прорвалась в мой мозг не из тишины, а из темноты. Я открыла глаза — слишком серо, чтобы уповать на позднее утро. Глеб перевесился через мое окостеневшее тело и смотрел в глаза папиным взглядом, под которым невозможно было шевельнуть даже пальцем. Придавил он меня не только уже довольно ощутимым весом своего маленького тельца, но и тяжестью вопроса: предложить ребенку кофе с крекером
— Кашу? — то ли ответила, то ли спросила я тихим, чуть хриплым спросонья голосом.
— Не хочу кашу.
— Я тоже не хочу.
Каша напоминала о Вадиме. Одной лишь мыслью о ней к горлу поднимался горький ком необходимости разговора по душам, хотя я до конца так и не поняла, что творилось сейчас в моей груди. В голове тоже не было порядка… Или я не спешила там его наводить.
— Пойдем на кухню, и решишь, что будешь есть.
Глеб перекинул через меня вторую ногу, но я поймала его и вернула на прежнее место.
— Дай папе поспать.
Хотелось добавить, что двух Веселкиных за раз я не выдержу. Да и вообще кто-то хорош лишь тогда, когда спит зубами к стенке или, в нашем случае, к окну…
Я отыскала на полу крошечные тапочки и за руку вывела маленького монстра из комнаты, оставив большого за закрытой дверью.
— А где кот? — вернулся Глеб ко вчерашнему вопросу.
Я приложила палец к губам и сказала "тсс"
— Кот спит. Его тоже будить нельзя. А то, не выспавшись, он кусается. Ты же не хочешь, чтобы он тебя покусал?
Глеб судорожно затряс головой, и я сумела дотащить его до ванной комнаты, минуя кота, а потом мы чинно уселись на кухне за стол.
— У меня есть йогурт. Только в нем нет фруктов, но я могу добавить варенье. Будешь?
Глеб замотал головой.
— Могу сделать омлет.
Снова отказ.
— Могу…
В общем-то, больше я ничего и не могла. За отсутствием навыков и продуктов в холодильнике.
— Хорошо, тогда омлет сделаешь ты, а есть его буду я.
— А я не умею.
— Как не умеешь? Любой мужчина должен уметь делать омлет…
Да, да, а некоторым желательно использовать для него собственные яйца! Для мирового, так сказать, спокойствия!
Я поставила на стол миску и вручила довольному поваренку веничек… Потом мы, правда, минут пять вылавливали из миски микроскопические кусочки яичной скорлупы… Но я не жаловалась, я тянула время… Пусть за это мне придется потом намывать и стол, и поп, но полдела будет сделано: ребенок занят и почти накормлен.
— Тебя еще никто не звал!
Это явился на странные звуки Чихуня и по привычке уселся в коридоре. Глеб хотел было бросить взбивание яиц с молоком, но я не позволила. Делу — время, коту — час. Вот когда омлет уже пыхтел под крышкой, мне пришлось провести с обоими монстриками воспитательную работу. Чихуня слушал правила поведения с детьми куда внимательнее, чем Глеб — правила безопасного обращения с котом. Если произойдет ЧП, то мне влетит и от мамы, и от папы. Ну, и от самой себя, и потому я уселась на плитку, наплевав на короткие пижамные шортики. Однако уже через пять минут приняла решение передислоцироваться в бабкину комнату. Пусть Герман принимает удар на себя. Да, да, за то, что напугал меня ночью, заявившись в мой сон.
Чихуня запрыгнул на кровать первым, следом — Глеб, а я стояла и, застегивая халат, тупо радовалась, что кукла по-прежнему чинно лежит вдоль моего воображаемого тела.
— Это любимая игрушка твоего папы, — представила я друг другу двух монстров и отогнала рукой серого, который традиционно уже пытался улечься на Германа. — Будь с ней осторожным. Ты ведь знаешь, что куклам тоже бывает больно?
И глядя в глаза мальчику, я подумала почему-то о Карине. Бросил бы ее Веселкин или нет, не случись этого конфуза в ресторане, большой вопрос — выходит, я отчасти виновата в ее беде. И девочке, пусть она даже стопроцентная потребительница, сейчас ой как больно. Ни любовника, ни работы… О чем она думала, крутя роман с якобы женатым мужчиной, фиг его знает — должно быть, как и все они, надеялась его развести… Не только на деньги. И сейчас об нее просто вытерли ноги: во-первых, сообщением, что женат он никогда не был, и, во-вторых, что за ее спиной нашел ей замену… Или нет, не так… Карина попала под горячую руку с этой фотографией. Если Виктор и строил в отношении меня планы, то не факт, что собирался расставаться с Кариной. А, может, врет? Карина хороша. От таких любовниц по собственной воле не отказываются… Хотя чего ему врать-то… Он же меня откровенно покупает! Как и ее… Просто от меня, по его мнению, будет больше толка.
— А можно взять его с собой?
Я тряхнула головой: черт, я совсем не слушала, что все это время говорил ребенок.
— Куда? За стол? — добавила я тут же, сообразив, что омлетный дух заполнил уже всю квартиру. — Конечно, бери!
Разумный ребенок захватил с собой подушку, о которой я бы даже не подумала. Глеб положил ее на папин стул и сверху усадил куклу. Мне пришлось немного подвинуть Германа, чтобы его голова касалась стены, даря равновесие, и теперь Домовенок глядел на меня почти так же, как вчера разглядывал меня Веселкин — искоса, низко голову наклоня. Ну, да, ну да… Еще и ты против меня, хотя сам заварил эту кашу. Если бы не ребенок за столом, я бы сказала Герману все это вслух и не скупясь в выражениях!
А вот Чихуня свое огреб, когда взобрался на стол охранять своего кукольного приятеля. Впрочем, я не отступилась от литературного языка, и кот не обиделся. Он уселся у ножки стула, задрав на меня наглую морду и пока еще тихо, но все же требовал еды.
— Он есть хочет, — весомо заявил Глеб.
Конечно, хочет! Уступать первенство другому мужчине, даже ребенку, не в правилах этого кота. Пришлось встать и бросить в миску горстку сухого корма.
— Доедай свой омлет и накормишь кота.
— Я?
— Ну, а кто же еще? Ты кормил меня, — А я действительно снова ковырялась вилкой в омлете, соревнуясь с ребенком в черепашьей скорости поглощения пищи.
— Теперь очередь за котом.
— Это теперь мой кот? — спросил Рыжик тонким, но таким папиным голоском.
— Нет, он наш, — проговорила я с трудом вместо "мой". — Но ты же хочешь с ним подружиться, а Чихуня очень любит кушать. И тех, кто его кормит. Давай, кто первый! — И я подцепила вилкой отрезанный от края кусочек омлета. — А то он сейчас начнет вопить от голода и разбудит папу. Ты же не хочешь, чтобы папа проснулся?