Мой друг Кирочка, Каменский Александр Владимирович

Мой друг Кирочка

на обложку

Каменский Александр Владимирович

Шрифт:

— Ой! — вскрикивает Наденька и всплескивает от страха и удивления руками.

Кирочка бежит к моим ногам, выпускает из зубов свою грозную добычу и спешит обратно к воде. Через несколько секунд в её цепких зубах ошалело бьется большеголовый блестящий налим, а ещё через несколько минут — пучеглазый и колючий ерш.

У Кирочки, видимо, прекрасное настроение: она высоко подбрасывает ерша в воздух своим тупым носом и снова ловко-ловит его. Рыба сверкает на солнце, точно драгоценный камень.

Но вот Кирочке надоело ловить рыбу, и она стала развлекаться— доставать камушки со дна. Вынырнув с камушком в зубах, она плывет, руля хвостом, потом подбрасывает камушек высоко-высоко над своей головой. Пока камушек возвращается обратно, Кирочка успевает молниеносно перевернуться в воде и подхватить его на нос; камушек снова взлетает вверх и так — много-много раз. Здорово это у неё получается, совсем как у циркового артиста!..

Наденька хохочет, русые косички её, стянутые коричневыми бантиками, забавно прыгают по плечам; из-за густого румянца не видно её милых веснушек.

Наденька с Кирочкой лежат на горячем желтом песке, отдыхают, а я, стоя с удочкой по колено в воде, выуживаю ершей. Их здесь видимо-невидимо. То и дело красный поплавок уходит на дно, серебристая леска туго натягивается, точно гитарная струна, я взмахиваю рукой, и на крючке беспомощно болтается, едва шевеля хвостиком, Ерш Ершович! Ловить ершей очень просто, но не так-то просто снимать их с крючка: ведь ерши так жадны, что заглатывают крючок чуть ли не до самого хвоста, измучишься, пока снимешь с крючка эту клейкую колючую рыбу!

Но всё это не беда, лишь бы клевало. А клюет сегодня так, что на одного червяка я наловчился поймать штук пять рыбок. Так за полчаса я надергал целую кучу ершей.

…Усталые и довольные, мы вернулись домой.

Отец, увидев нашу добычу, чуть не выронил трубку изо рта.

— Ну и рыболовы! Ну и рыболовы! — повторял он и, схватив Кирочку обеими руками, чмокнул её прямо в широкий лоб. — Будем варить уху из ершей и стряпать пельмени из щуки, — сказал отец. — Слышишь, мать? Пель-ме-ни! Да пригласим непременно Николая Васильевича!..

— У меня есть предложение, — сказал Николай Васильевич, — не прогуляться ли нам после сытного обеда до реки?

Это предложение было принято всеми.

Мы подошли к Обве и уселись на большое бревно, уходящее одним концом в воду.

Все были в хорошем настроении, шутили, смеялись, только Кирочка (она была, конечно, с нами.) вела себя как-то странно, все время оглядывалась назад, тревожно вбирая в себя речной влажный воздух; на носу у неё блестели капельки пота. Вдруг совсем неожиданно выдра очень звучно и приятно засвистела, как не свистела ещё никогда. Встав на задние лапы, она пристально смотрела на сонную реку, покрытую, как тонкой сетью, молочной пеленой тумана.

Николай Васильевич долго глядел на Кирочку, а потом сказал:

— Кирочка загрустила. Ей захотелось погулять на свободе с такими же зверьками, как и она сама…

А Кирочка подбежала к моим ногам, потерлась о них своим длинным гладким тельцем и снова засвистела. Её глазки-изюминки были обращены к реке. Я нагнулся, чтобы взять Кирочку в руки, но она, ласково лизнув мою руку, быстро-быстро побежала, извиваясь, к реке, потом остановилась, оглянулась на людей, как бы прощаясь, и скрылась в воде. Я ахнул и уселся прямо на песок.

Николай Васильевич подошел ко мне и положил на плечо свою загорелую тяжёлую руку.

— Не горюй, Григорий, — сказал он, — Кирочка погуляет на свободе и снова вернётся к тебе. Будь уверен — вернётся!