Мой друг работает в милиции
Шрифт:
Одеты они были смешно: в короткие штанишки желтого и голубого цвета и кофты; дядя Вадя — в бежевую с коричневыми и зелеными пирамидами и сфинксами, а Яшка — в пестренькую. На ногах у них были сандалии: переливающиеся, словно перламутровые пуговицы, — на дяде Ваде, и черные лакированные на каблучках, как у девчонки, — на Яшке.
Это было потешно, но мы смотрели не на Яшку и не на его отца, а на то, что Яшкин отец держал в руке: желтый кожаный чехол с золотой «молнией», в котором, мы знали, была ракетка.
Они подошли, и дядя Вадя не торопясь начал расстегивать
Она была так красива и казалась такой легкой и удобной, что я позабыл о том, что за человек Яшка, взял ракетку в руки и даже взмахнул ею, пробуя удар. Тут же дядя Вадя по-хозяйски отобрал ее у меня, назидательно добавив:
— Хватит, хватит, не казенная! — А затем оглядел нас: — Ну, кто тут чемпион?
Обиженный на него за жадность, которую мы с Димкой не прощали и Яшке, я понимал, что мне не надо вставать к столу. Но надежда хоть на один сет заполучить замечательную ракетку была так сильна, что, взяв свою старую, кособокую, с потершейся резинкой деревяшку, я вышел к сетке. Ребята устроились на скамейке под акацией — «болеть».
Больше всех шумел в ожидании партии Сенька. Когда дядя Вадя замахивался для удара, Сенька ахал и хватался за голову, а при моей удачной защите кричал: «Ура!» — и мчался за укатившимся шариком. Я ждал того хитрого закрученного удара, о котором говорил Яшка, но дядя Вадя, очевидно, приберегал его для игры. Наконец он положил шарик на раскрытой ладони, что означало начало партии, и спросил:
— По нулям?
Я молча кивнул головой и взъерошил мокрую челку. Дядя Вадя смешно присел, высоко подбросил шарик и вдруг резко ударил по нему ракеткой. Я бросился вправо, куда должен был отскочить шарик, но не успел подставить ракетку, как он взмыл вверх и скрылся где-то в кустах сирени, куда никогда не залетали наши шары.
Обескураженный, я оглядывался, разыскивая его, а затем, под довольный хохот дяди Вади и не менее радостное подхихикивание Яшки, долго искал шарик в густых листьях. Затем я отдал его дяде Ваде, тот еще раз присел, подбросил шарик еще выше и ударил по нему уже с другой стороны, послав его в противоположный угол двора. На скамейке тревожно зашептались.
— Спокойнее! — негромко сказал со своего места Димка, когда я, удрученный, вновь вернулся к столу. Но последовать его совету я уже не мог. Закрученный необъяснимым образом мяч гонял меня из угла в угол до тех пор, пока я не оступился и не растянулся во весь рост.
Ребята зашумели, повскакали, вновь окружили дядю Вадю и принялись разглядывать ракетку. Надо мной наклонился Димка.
— Больно? — спросил он, поморщившись, будто сам разбил колени и локти. Я покачал головой и поднялся. В руке у меня еще была моя деревяшка с облезшей резиной и выщербленной ручкой, которая принесла мне столько побед. Теперь я и смотреть на нее не хотел. Собравшись с духом, я подошел к дяде Ваде.
— А сколько стоит такая ракетка? — спросил я, и от волнения у меня пересохло в горле.
Дядя Вадя усмехнулся и, обмахиваясь полой кофты в пирамидах и сфинксах, ответил вопросом на вопрос:
— А ты что, купить ее хочешь? На какие шиши?
— У матери денег попрошу.
— Твоей матери на штаны бы тебе заработать. А такая ракетка стоит подороже штанов.
Кровь прилила к моему лицу.
— Что же вы думаете, только у вашего Яшки все должно быть? — спросил я запальчиво и в этот момент почувствовал, что кто-то стал рядом со мной. Это был Димка.
— Брось, — еле слышно проговорил он, — проживем и без ракетки. Пошли, ребята!
Сенька с Витьком попятились от стола. Борис с сожалением глянул на ракетку в руках дяди Вади и тоже подался в сторону. Но я уже ничего не видел. С ненавистью, глаза в глаза, я хрипло крикнул дяде Ваде:
— Будет у меня такая ракетка! Увидите, будет!
И стремглав, под грозный окрик тети Зины, бросился вон из двора.
Я выбежал на набережную Фонтанки и помчался, сам не зная куда. Перебежал Старый Калинкин мост и остановился только на площади Репина. В прохладном тенистом сквере я рухнул на скамейку и закрыл лицо руками.
Что я наделал! Как я теперь появлюсь во дворе? Даже если удастся найти такую ракетку, где взять денег? У мамы?
Я на минуту представил себе нашу комнату, залитую теплым сумеречным светом, и маму с Варежкой, сидящих за столом у окна. Варежка рисует неизменных девочку Эли и ее верного пса Тотошку, а мама печатает на своем стареньком «Ундервуде». Время от времени она поправляет на переносице очки, и тогда бывают видны ее глаза, такие усталые, что становится стыдно за себя: ничем-то я не могу помочь маме.
Нет, никогда я не попрошу у нее ракетку!
Рядом со мной кто-то осторожно кашлянул. Я обернулся и увидел мужчину средних лет с залысинами на седоватых висках и тонкими усами-ниточками над верхней губой. Он был в темно-коричневом костюме в узкую полоску и рубашке с круглой деревянной брошью вместо галстука. На меня он смотрел как будто с участием.
— У тебя что-нибудь случилось? — спросил он, присаживаясь на скамейку.
Я замялся.
— Случилось, — кивнул мужчина. — Просто ты не хочешь сказать, что именно. А между прочим, иногда имеет смысл с кем-нибудь поделиться своей бедой. Ты поссорился с родителями?
Я отрицательно качнул головой.
— С друзьями? Что-нибудь потерял?
Мужчина так участливо расспрашивал меня, что вдруг, сам не зная почему, я рассказал ему обо всем. Он выслушал меня молча, а когда я кончил говорить, постучал пальцами по колену и спросил:
— Значит, тебе нужна ракетка?
Я понуро кивнул.
— Хорошо, — продолжал он, подумав, — а если бы ты мог на нее заработать?
Я с сожалением усмехнулся:
— Меня не возьмут на работу.
— А если бы кто-нибудь тебе помог? Скажем, я? — Он чуть придвинулся и понизил голос. — Понимаешь… Кстати, как тебя зовут?