Мой друг работает в милиции
Шрифт:
Это известие огорчило меня, тем более что я понимал: поездка для Димки — не радость. Просто он привык всегда всем помогать. Он помогал даже Яшке, когда тот подвернул на катке ногу и не ходил в школу.
Мамина машинка стучала и стучала. Я вспомнил, что совсем ничем не помог ей сегодня по дому, и пошел на кухню. Вымыл посуду и начистил на завтрашний обед картошки.
После этого я пошел в свой уголок, где на бывшем мамином, а теперь моем письменном столе стоял большой круглый аквариум, подаренный мне Димкой. Здесь в голубовато-зеленой
Самыми красивыми среди них были неончики, такие фосфорические торпедки с яркими огоньками на боках.
Но больше всех других рыб я любил скромных барбусов, которых Димка подарил мне вместе с аквариумом. Сейчас, разыскав полосатые треугольнички среди песчаного пастбища, я стал наблюдать за ними и думать о том, что сейчас делает Димка в чужом доме, среди чужих людей.
Утро следующего дня было солнечным и чистым. Проснулся я рано, когда мама только собирала Варежку в детский сад. Она спешила, и я сказал, что сам отведу Варежку, которая очень обрадовалась.
Когда, чмокнув меня в щеку, Варежка скрылась за дверьми детского сада, я не спеша пошел к проспекту Газа. Сознание того, что мне предстоит дело, наполняло меня каким-то новым уважением к себе, хотя и не хотелось опять идти в магазин и рассказывать о собранном ребятами магнитофоне, к которому я не имел никакого отношения. И я очень обрадовался, когда на скамейке под вязом увидел одного Олега Николаевича. В ослепительно бьющих отражаемым светом очках, в белых джинсах и такой же белой, правда, не первой свежести, рубашке, он сидел на скамейке, скрестив на груди руки.
Я поздоровался, но он лишь неопределенно пошевелил губами, а потом сказал:
— Разносить будем. По квартирам.
— Уже записи есть? — спросил я.
— Мг-м.
— К родителям пойдем? Говорящие письма? — догадался я.
Мы прошли несколько кварталов по набережной Фонтанки и оказались в маленьком, тихом переулке, среди старых массивных домов темного камня. Здесь Олег Николаевич достал из сумки несколько коробок с пометками: «Армстр.», «Гут.» и «Сестр. Бер.». Наверное, это были названия песен, записанных ребятами. Он заглянул в записную книжку.
— Есть. Вот этот подъезд. Квартира сорок один, спросишь Гусакова.
Я понимающе кивнул и побежал через дорогу. Дверь квартиры сорок один открыл мужчина средних лет в пижамных брюках и майке. Сначала он не понял, зачем я пришел, потом обрадовался:
— Смотри, как быстро! Действительно — фирма! А я, грешным делом, боялся, думал, наболтал тот усатый.
Я объяснил, что Борис Всеволодович — начальник пионерского лагеря, что ребята сами сделали магнитофон, и он уже работает.
— Стало быть, он вас приспособил? — еще больше удивился мужчина. Я объяснил ему, что Борис Всеволодович никого никуда не приспособил, просто у нас — технический кружок.
— Смотри, как устроился! — покачал головой мужчина и вдруг засомневался. — Самодельный магнитофон… Запись-то, наверное, барахло?
Я обиделся и, хотя в глаза не видел магнитофона, стал уверять, что запись прекрасная. Мужчина махнул рукой:
— Ладно, парень. Передай своему старшему, что, если он меня обманул, найду его хоть в лагере, хоть в яслях.
Я хотел еще что-то сказать, но он захлопнул дверь. Огорченный, я спустился вниз. Олег Николаевич ждал меня на набережной.
Мы пошли дальше бесконечными поворотами и окольными переулками, пока не вышли на Садовую улицу в том месте, где ее пересекает проспект Майорова. Во дворе одного из угловых домов мне нужно было разыскать Фантеева.
Им оказался маленький старичок в очках на резиночке вместо дужек. Сначала он не хотел меня впускать и, повернувшись ко мне правым ухом, несколько раз переспросил, к кому я пришел, потом догадался:
— Ах, вы к моему внуку! Передать ему вот это? Пожалуйста, пожалуйста. Он знает, что здесь?
— Не внуку, а от внука! — прокричал я ему.
— От внука? Простите, а где вы его встретили?
— Как — где? В пионерском лагере! Он записал на этой пленке, наверное, свой голос или какую-то песню и прислал вам.
— Мой внук?
— Ну, да!
— Еще раз простите, но к кому вы, собственно говоря, пришли?
— Да к вам, к Фантееву!..
Третий адрес выпал на Средне-Подьяческую улицу, где нам была нужна какая-то Мухина.
Мне открыли, и в сумеречной прихожей, освещенной небольшой лампочкой в голубоватом плафоне, я увидел женщину, похожую на Снежную Королеву из любимой сказки Варежки. Белокурая, одета во что-то голубое с белыми кружевами. Я робко поздоровался и спросил Мухину. Голубая ответила, что это она и есть. Я протянул ей коробки:
— Это вам.
Голубая только взглянула на коробки и ни о чем не спросила, а велела подождать и скрылась в глубине квартиры. Затем она вышла снова и что-то вложила мне в руку.
— Молодец, — сказала она равнодушно.
Попрощавшись, я стал спускаться вниз, но разжал пальцы, и стены лестничного проема словно качнулись: у меня на ладони лежала пятидесятикопеечная монета!
Я бросился назад и изо всех сил бешено зазвонил в колокольчик. За дверьми послышались торопливые шаги, и голубая так поспешно распахнула их, что чуть не столкнулась со мной нос к носу.
— Что случилось?
— 3-зачем вы мне дали денег? — почему-то заикаясь, выговорил я. — Эт-то же вам от ваших детей!
И сунул ей полтинник.
— Моих детей? — в свою очередь возмутилась голубая и вдруг яростно затопала ногами: — Нахал! Спекулянт! Вон отсюда! Чтоб духу твоего не было!
Она кричала напрасно: пулей, почти не касаясь ступенек, я слетел вниз и помчался к скверу. Запыхавшись, я остановился у скамейки, на которой полулежал Олег Николаевич, и выпалил, сжав кулаки: