Мой друг работает в милиции
Шрифт:
— То же, что и всех, — характеры персонажей. Сильные, решительные, готовые ради достижения цели и на героизм и на злодейство. — Он помолчал немного и, стряхнув пепел с сигареты, добавил: — Увы, в наше время таких характеров не встретишь.
— Вы думаете?
— Конечно. Убийцы в нашей стране, как бы вам сказать, измельчали, что ли… Убивают, главным образом, в пьяном виде, просто так, из-за ничего… А вы проследите, как хитро действуют убийцы у Шекспира, как умно готовятся к преступлению, с какой решимостью, с каким холодным расчетом. Ничего подобного теперь нет…
— Напрасно
— Не знаю… В больших городах не жил и в газетах про это никогда не читал.
— Да разве газеты пишут про такое? У меня брат работник милиции, так он мне иногда рассказывает… Совсем недавно у нас в Ленинграде произошло вполне шекспировское преступление. И знаете где? Невозможно представить! В кино! Понимаете, в кино! Забыл, в каком именно. Кончился сеанс, а в ложе женщина сидит, не выходит. Оказывается, ее пытались отравить. Правда, есть предположение, что она сама отравилась, но мой брат придерживается другой точки зрения, уверяет, что имела место попытка отравления. И заметьте, никакого ограбления, все содержимое сумочки, — там было сто рублей, — все, все цело. Брат уверен, что здесь имела место попытка избавиться от опасного свидетеля. У них в милиции до сих пор спорят об этом: одни говорят, самоубийство, другие — убийство. Теперь все ждут, когда эта женщина придет в себя, тогда все разъяснится.
По мере того как Дробов говорил, Луговой явно терял над собой контроль. Без всякой нужды он снимал и протирал дрожащими руками очки, на низком морщинистом лбу проступила испарина.
— Значит… простите, я не понял… эта женщина осталась жива?.. — запинаясь, спросил он.
— Жива, но пока как бы и не жива.
— Не понимаю… — Луговой поднес спичку к дымящейся сигарете, — как это — жива и не жива?.. Не понимаю…
— Она жива, но яд оказал на ее организм своеобразное воздействие. Она никого не узнает, не отвечает на вопросы. Профессор уверяет, что такое состояние может продолжаться очень долго, но может случиться и так, что она внезапно, скажем завтра, придет в себя, и тогда сразу все выяснится.
Зажженная спичка догорела до конца, но Луговой не почувствовал ожога. Швырнув окурок в урну, он вытер рукавом вспотевший лоб.
— С утра температурю, — сказал он вдруг хриплым голосом. — Пришел, чтобы не сорвать репетицию… Грипп, должно быть…
— Зря пришли, — живо отозвался Дробов. — Грипп — дело серьезное, надо отлежаться, иначе могут быть осложнения.
— Скажу сейчас Вере Федоровне, что не могу… Она отпустит.
— Конечно, отпустит. Не тяните с этим. Я еще зайду в буфет, а вы сейчас же идите домой, и — в постель. Вызовите врача, с гриппом не шутят.
Расслабленной походкой Луговой направился в репетиционную. Дробов выглянул в окно. В сквере, на скамейке, сидел Кулябко, на другом конце скамьи сидел, углубившись в газету, высокий смуглый человек в спортивной бледно-голубой куртке.
Луговой вышел из клуба
— Не откажите в любезности, подбросьте к вокзалу, — взмолился Луговой. — Я заплачу…
— А уж это как хозяин, — сказал, широко улыбаясь, водитель и обернулся к сидящему в машине человеку. — Как, хозяин, проявим чуткость?
— Если заплатит, пусть садится, нам спешить некуда.
— Заплачу, конечно, заплачу, — обрадовался Луговой.
Водитель открыл дверцу кабины, и Луговой плюхнулся на сиденье.
— Значит, на вокзал, пожалуйста!
— Есть на вокзал, пожалуйста! Пять минут — и на месте. А цена-то всего пара целковых.
— Вы понимаете, мне нужно потом заехать еще в два-три места… Это займет немного времени, самое большое — час.
— Обсудим, — весело отозвался водитель. Светофор вспыхнул красным огнем и преградил им дорогу. — Хозяин, гражданин хочет зафрахтовать наш лайнер на целый час. Какие указания?
— Гривенник! — послышался лаконичный ответ.
«Мародеры, черт бы вас побрал!» — выругался про себя Луговой.
— Пожалуйста! — сказал он вслух, вытащил поспешно десять рублей и сунул водителю.
— О’кей! — сказал водитель. — Сейчас дадим «полный вперед!».
«Победа» подкатила к вокзалу, Луговой выскочил из машины и, широко шагая, скрылся в здании.
Вернулся он довольно скоро.
— Немного подождем, — сказал водитель. — Хозяин пошел за сигаретами.
Луговой взглянул на часы:
— Он недолго?
— Сейчас явится.
Прошло несколько минут. Сидя рядом с шофером, Луговой даже не заметил, как «хозяин» оказался на заднем сиденье.
— Куда держим курс? — спросил водитель Лугового.
— На улицу Октября, дом десять.
— Подскажите, как ехать, мы ведь здесь проездом…
— Сейчас прямо и вправо.
— Есть сейчас прямо и вправо.
Дом десять по улице Октября оказался пятиэтажной новостройкой. Луговой вышел из машины, бросив на ходу:
— Минут через пятнадцать поедем дальше.
— Давай, давай! — поощрительно сказал водитель. — Время — деньги, или, говоря по-американски, тайме из монэ!..
Луговой вышел из дома через десять минут. Он успел переодеть костюм, вместо рубашки на нем был свитер, в одной руке Луговой держал чемодан, в другой — объемистый портфель. Через плечо было перекинуто летнее пальто.
— Садитесь сюда, — приоткрыл дверцу хозяин машины. — А чемодан в багажник. Сережа, открой багажник.
— Есть Сережа открой багажник! Прошу ваш чемоданчик. Сейчас пристроим — и «в дальний путь на долгие года»! Куда теперь? На вокзал?
— Сначала в сберкассу. Не успели выписать командировочные. Придется на свои ехать, потом, конечно, выплатят.
— Далеко едете? — полюбопытствовал хозяин, копа машина тронулась.
— Да нет, поблизости… В Тарту.
— Слыхал. Хороший, говорят, город. Надолго?