Мой гранпа
Шрифт:
Так Тамако узнала, что преступная группа называется Кикути-гуми [26] . Предводитель группы Годзо Кикути раньше сотрудничал с якудза, работая в токийском агентстве недвижимости, а с тех пор как это агентство поручило ему скупку земельных участков в этом городе, он устроил свой штаб в помещении у станции, позади зала патинко, и назвал свою группу Кикути-гуми. Всего в банде восемь человек, почти всех он привез с собой из Токио, лишь двое-трое — из местных.
Кикути-гуми занимается не только скупкой участков, но и собирает дань с заведений, расположенных за станцией, — что-то вроде принудительной страховки. В эти заведения, зачастую ведущие сомнительную деятельность (типа «Голгофы», где работает мать Томоми), нередко наведываются всякие проходимцы, и, если там случаются какие-нибудь конфликты, Кикути-гуми посылает своих людей на место происшествия наводить порядок. Поначалу они еще гоняли бездомных, прибывавших в район из центра города и собиравшихся у станции, за что хозяева ресторанов и баров были им очень благодарны.
26
Куми (или озвонченное «гуми») — группа, партия, компания, клика, банда и т. п. Употребляется в названиях японских преступных группировок.
Конечно, есть и такие места, которые упрямо не платят дань, как, например, бар «Жасмин», куда часто ходит Кэндзо. Там нет девушек для развлечения гостей, и бармен обслуживает посетителей сам. Как раз сейчас между такими заведениями и Кикути-гуми отношения изрядно обострились.
Годзо Кикути около шестидесяти лет, и в доме недалеко от штаба живет его постоянно болеющая жена, на несколько лет старше него. Годзо заботится о жене, но в открытую встречается с молодыми любовницами. Одно время он снимал квартиру у станции для овдовевшей тридцатилетней женщины Каё Сугита. Красавица Каё оказалась изменницей: оставаясь любовницей Годзо, она сошлась с ассистентом из Медицинского университета. Этим двоим довольно долго удавалось хранить свою связь в тайне, но однажды Годзо, случайно проезжавший мимо вместе со своими подручными, увидел, как они вместе выходили из придорожного мотеля. Сказав подручным: «Ждите меня здесь», Годзо вышел из машины и преградил парочке путь. Несмотря на то, что дело происходило на глазах у множества людей, он молча схватил Каё за волосы, прижал лбом к грубо покрашенной бетонной стене мотеля и протащил так несколько метров. Каё дико вопила, ее лицо и одежда были залиты кровью. Потом Годзо схватил Каё за шиворот и подтащил к застывшему на месте университетскому ассистенту. У того от страха подкосились ноги, а Годзо толкнул Каё на него. Мацунага, знакомый Хироси, видел все это своими глазами. Лицо Каё с разбитым лбом и расплющенным носом было настолько обезображено, что на него невозможно было смотреть.
Тамако представила себе эту картину и внутренне содрогнулась. Что же будет, если этот свирепый монстр заявится прямо к ним домой? Хироси слышал от Мацунага о том, что Кикути-гуми собирается заставить семью Годай продать свой дом, но просить у Мацунага, который был мелкой сошкой, заступничества было бесполезно, поэтому Хироси ничего ему не говорил.
Бар «Жасмин», куда почти каждый день захаживает дедушка Тамако, открыл — в основном, для собственного удовольствия — после выхода на пенсию человек по имени Накафудзи, бывший сотрудник фирмы Кэндзо. Основное достоинство бара — особая атмосфера изысканности и утонченности, поэтому среди его посетителей много служащих, которые работают в Токио и, выйдя со станции, заходят пропустить стаканчик-другой, так что бар процветает. С тех пор, как Накафудзи умер, барменом работает его сын Синъити. Когда Синъити был старшеклассником, он связался с компанией байкеров, и Кэндзо, по просьбе его отца, позаботился о том, чтобы парень взялся за ум. Тамако слышала от дедушки эту историю, но, разумеется, ничего не знала о том, что у Синъити возникли серьезные проблемы с Кикути-гуми. Теперь, узнав об этом, она разволновалась, не придется ли дедушке рано или поздно ввязаться в эти разборки.
Хироси употребил выражение «почти каждый день», но на самом деле дедушка ходил выпивать не только в «Жасмин», практически каждый вечер он посещал несколько питейных заведений. Оставалось только гадать, откуда у него деньги на все эти походы. Его дневного заработка в рекламной конторе могло хватить максимум на пару часов за барной стойкой или в кабаке. Однако в один прекрасный день на этот вопрос нашелся ответ, правда, из-за этого у Тамако появилась новая причина для беспокойства.
В тот день, вернувшись домой, Тамако вошла в свою комнату и обнаружила, что дверь осиирэ [27] открыта, а из располагающегося там хода на чердак выглядывает лицо дедушки.
27
Осиирэ — встроенный шкаф, по размерам сравнимый с кладовкой.
— Гранпа, ты чего? Напугал меня, — у Тамако перехватило дыхание. — Я же просила тебя не входить в мою комнату без разрешения.
Как и в прошлый раз, мать в это время отлучилась за покупками.
— Прости, прости. Но это единственный выход на чердак.
— Что ты делаешь на чердаке?
— Давай-ка я покажу тебе кое-что, — Кэндзо поманил внучку рукой. — Поднимайся сюда.
— Что такое? — умирая от любопытства, Тамако залезла на верхнюю полку и, держась за дедушкину руку, взобралась на чердак, где никогда раньше не бывала.
Чердак оказался неожиданно светлым и чистым. Тамако посмотрела наверх и увидела у себя над головой массивные балки и перекладины, подпирающие сходившуюся углом крышу. — Здорово! А здесь довольно просторно.
— Двигайся по каркасу, не наступай на потолочные доски.
Кэндзо с карманным фонариком в руках прополз вперед, в южную часть чердака, в угол, находившийся над гостиной. Там лежал большой черный кожаный чемодан.
— Вот.
Кэндзо открыл крышку и осветил фонариком содержимое чемодана. Тот оказался плотно заполнен потрепанными купюрами достоинством в десять тысяч иен.
— Не может быть, — сказала Тамако. — Сколько здесь?
— Было двести миллионов иен, но я уже потратил около двадцати миллионов, — ответил дедушка. — Наверное, ты понимаешь, что никому нельзя об этом говорить.
— Гранпа, откуда это? Это… опасные деньги?
— Я потом тебе расскажу.
— Ведь ни папа, ни мама не знают об этом, да? — спросила Тамако, продвигаясь на четвереньках по чердаку вслед за дедушкой.
— Если Тиэко-сан узнает, то она наверняка сразу же все потратит. А если узнает Кэйити, то начнет расспрашивать меня, откуда взялись эти деньги. Может, он из-за своих моральных принципов даже станет уговаривать меня пойти в полицию.
— Почему ты рассказал мне?
— Так ведь если со мной что-нибудь случится, никто так и не узнает о них.
— Значит, тогда эти деньги достанутся мне?
— Эти деньги и так предназначаются тебе, — сказал дедушка. — Можешь тратить их, несмотря на то, что я еще жив. Если тебе нужно, возьми прямо сейчас.
Но Тамако была вовсе ни к чему такая огромная сумма. «Раз у дедушки столько денег, он вполне мог бы жить вместе с бабушкой, отдельно от моих родителей», — подумала она.
— Гранпа, а ты не хочешь встретиться с гранма? — спросила Тамако.
Дедушка некоторое время молчал, будто пытаясь понять, почему Тамако вдруг спросила об этом. Затем со смехом ответил:
— Что-то не тянет меня к сбежавшей жене.
— Много лет назад созданная мною фирма разорилась. Нас подставила банда, занимавшаяся скупкой векселей, — начал рассказывать внучке Кэндзо, когда они вернулись в гостиную. — Я не смог этого так оставить и отомстил им. Я выяснил, что они собираются купить оружие, а чемодан с деньгами на его оплату находится в камере хранения на станции. Тогда я выкрал ключи от ячейки у человека, который их хранил, и забрал чемодан.
— Какой ужас, — Тамако вздрогнула. — Они же тебя убьют.
— Они сами виноваты. Ведь это были все их деньги, — Кэндзо ухмыльнулся. — Иностранцы, которые поставляли им оружие, не имели других каналов сбыта и начали преследовать их за невыполненный договор. Пришлось им распустить банду.
— Но они же, наверное, знают, что это твоих рук дело?
— Не думаю, что знают. Человек, у которого были ключи, не видел моего лица. К тому же я все-таки не профессиональный грабитель, а честный гражданин. Даже если бы они и заподозрили меня, то, скорее всего, решили бы, что мне такое не под силу. Да и случилось это все до того, как я попал в тюрьму, то есть уже лет двадцать назад.