Мой истинный враг
Шрифт:
Ребекка упрашивает Эмму взять ее с собой на работу после тренировки. До поздней ночи они наводят чистоту в клинике втроем. На самом деле, уборкой занимается только Мартин, а Эмма и Ребекка, наоборот, мешают ему, все время перемещая предметы с места на место, что-то роняя и ударяясь о столы. Но им все равно весело.
Нолан очевидно слабее Филипа в физическом смысле, но он не позволяет ему помочь Мэтту затащить в их квартиру диван. Он делает это сам. Выходит у
– Вот увидишь, Мэтт, через месяц я буду сидеть дома с тремя детьми и готовить еду, словно это мое предназначение в жизни.
– Ты физически не сможешь родить троих детей, – парирует Мэтт, и Нолан, дав ему «пять», уходит, чтобы забрать из машины коробки.
Филип снимает целлофан с дивана и критично осматривает его. Потом пытается найти в куче коробок пылесос, но его попытки ни к чему хорошему не приводят.
– Ребекка вела себя иначе сегодня за завтраком, – говорит он, и это его лучшая попытка свалить с темы своей личной жизни.
Мэтт пытается подключить телевизор.
– Мы немного поговорили с ней.
– Ох, Мэтт.
Он хмурится. Морщинка у него на лбу становится более заметной, и, пока Мэтт ищет шнур в куче мелочей, брат следит за ним взглядом.
– На самом деле, все не так плохо.
– Правда? Мэтт, Ребекка первоклассная актриса.
– О, поверь мне, я знаю. Но сейчас все иначе, – шнур находится в ящике с хозяйственными товарами Филипа, и он решает не говорить ему об этом. – Она разбита. Она многого не помнила, а сейчас память возвращается. Я говорил с Хэнком, он считает, что это последствия связи.
– И как она держится?
– Плохо. Но теперь она чувствует, а не прячется от чувств. Я обещал дать ей пространство.
Филип чихает, когда от книжек вверх поднимается столбик пыли.
Нолан возвращается с коробками, которые некуда ставить, и он держит их в руках, спрашивая у Мэтта:
– И как долго ты сам сможешь хранить это пространство?
Мэтт пожимает плечами.
– Столько, сколько потребуется. Подожди, откуда ты…
Филип смотрит на него извиняющимся взглядом:
– Я рассказал Нолану.
– Да. Я уже понял. Спасибо огромное. Пусть весь мир знает, какие у меня проблемы с личной жизнью.
– Эй! – Нолан выглядит оскорбленным. – Я тебе не весь мир, я твой новый родственник, между прочим.
Когда все вещи переставлены, а пылесос найден, наконец, они втроем усаживаются на диване перед телевизором. Филип пытается подколоть его тем, что в их доме теперь телевизора нет, благодаря ему, и это определенно какой-то день подколов друг друга, но ему нравится.
– Мне снился Оливер сегодня ночью, – Мэтт делает затяжку.
Филип стонет, делая глоток.
– Это лучший алкоголь в мире, – говорит он, вытягивая ноги. – И что он от тебя хотел во сне?
– Сказал, что я предал его. Встал на другую сторону.
– Ну, фактически, если смотреть его глазами, так и есть. В любом случае, это всего лишь сон.
– С Оливером никогда не бывает «всего лишь», – он вертит свой стакан в руке, рассматривая тающие в прозрачной жидкости пылинки аконита. – У меня плохое предчувствие.
– Чисто теоретически, – Нолан подбирает под себя ноги. – Вы можете влезать в сны друг друга и как-то воздействовать на них?
Филип и Мэтт переглядываются.
Он весь день носил эти мысли в своей голове, но сейчас Нолан будто подтверждает, что он не совсем свихнулся.
– Альфа может, – отвечает Филип. – Или же другой волк, который обладает достаточной силой. Но я таких не встречал.
Мэтт погружается в свои мысли. Образ Оливера стоит перед глазами – наглая ухмылка, ярко горящие голубым глаза. Руки, выпачканные в крови родителей Ребекки.
– Оливер многое может, но я не думаю, что он поступал бы так со мной. Делал что-то исподтишка. – Филип внимательно смотрит на него. Мэтт отводит взгляд, добавляя: – К тому же, он в Лондоне.
День близится к своему завершению. Плохое предчувствие только усиливается.
Глава 24
– Сегодня вторник! – заявляет Тара, в ужасе уставившись на пакеты в руках у Ребекки. – Ты травишь меня по четвергам, а сегодня вторник! Уходи.
Ребекка чувствует себя крайне оскорбленной. Она открывает рот, хватая воздух, потом поднимает вверх указательный палец, подбирает слова, но так и не может ничего сказать, потому что захлебывается от возмущения.
– Ты совсем меня не любишь, – в конце концов, говорит она. Тара смотрит на нее, выпучив глаза.
– И с чего ты это решила?
– Ты не можешь лишний раз поужинать со мной! Не удивляйся тому, что я не подам тебе воды, когда ты будешь умирать. А с твоим питанием это произойдет очень и очень скоро.
– Хватить пророчить мне раннюю смерть! – вопреки своим причитаниям, Тара закрывает кабинет и следует за Ребеккой, потому что она так и не научилась отказывать ей, а ведь у нее было восемнадцать лет для этого. – Я не доставлю тебе такого удовольствия.
– Успокойся, Тара, ты не сможешь умереть до тех пор, пока не похудеешь. Ты просто не влезешь в гроб. И мне придется продать машину, чтобы тебя кремировать.