Мой личный ад
Шрифт:
Х. Я ведь все равно докопаюсь.
Б. Даже не сомневаюсь. Ты упертая. И за это тебя тоже люблю.
Х. Тебе одиноко?
Б. Нет, ты ведь со мной.
Х. Ох, малыш, я бы так хотела быть ближе.
Б. Бойся своих желаний, Хелл.
Х. Ты бы для разнообразия лучше побоялся моих.
Б. А что сегодня желает моя Валькирия?
Х. Желаю прижаться к твоим губам, Темный Князь, и целовать тебя.
Б. Хелл, детка, я глаза закрываю и почти чувствую тебя. Мне страшно, но я готов.
Х. Отважный Бенедикт. Больно
Б. Оооо, это кто кого еще искушает…
Х. Сегодня моя очередь.
Б. Новый год — время чудес.
Х. Что ты хочешь в подарок, малыш?
Б. Просто продолжай. Мне интересно, как ты любишь целоваться? Будь главной сегодня.
Х. Я люблю долго, медленно, глубоко. Отрываться только, чтобы глотнуть воздуха и прошептать, как сладко и мягко твои губы скользят по моим. А ты?
Б. Я люблю целовать твое лицо, скользить губами по прикрытым векам, задевая пушистые ресницы. Мне нравится топить ладонь в шелке твоих волос, чуть потягивая за них, чтобы ты запрокинула голову, и мне было удобнее снова найти твой сладкий рот.
Х. Люблю покусывать твою нижнюю губу, водить по ней языком, а потом посасывать ее, пока ты не начнешь стонать и тянуть меня за волосы сильнее.
Б. Я от одних поцелуев готов взорваться, Хель. Это одновременно унизительно и потрясающе.
Х. Господи, Бен, расслабься уже, отпусти свои брутальные заморочки. Просто чувствуй. Если тебе хорошо, значит это нормально.
Б. Уговорила, красавица. Я с тобой вообще все отпускаю. Особенно, когда ты такая страстная и пылкая.
Х. Вот и молодец. Я хочу, чтобы ты тоже горел со мной. Хочу чувствовать, как твои губы расслабляются, раскрываются навстречу моим, чтобы я могла проникнуть в твой рот языком.
Б. Ээээ… Хель, откровенно говоря, я не любитель поцелуев с языком.
Х. Серьезно?
Б. Ага.
Х. Мне кажется, тебя просто не с теми целовался.
Б. Очень даже может быть.
Х. Готова поспорить на деньги, что смогла бы тебе показать, как это круто.
Б. Даже спорить не буду. Уверен — смогла бы.
Х. А как без языка? Совсем без языка? Это не серьезно, Бен.
Б. Ну не совсем. Мой язык очень даже хорош в определенных случаях.
Х. Это когда?
Б. Когда ты обнажена и лежишь подо мной, и я втягиваю в рот твой сосок, чтобы пососать его, пощекотать языком, отпустить и облизать, дразня его кончиком, а потом опять сосать и покусывать, слушая, как ты стонешь от желания.
Х. О-о-о. Даааа, этот именно тот случай, я понимаю. Боюсь, что стонами я не отделаюсь, буду кричать.
Б. Придержи свои крики, детка. Мне мало твоей груди. Я хочу больше. Целовать твой животик, спускаясь все ниже и ниже, провести языком вокруг пупка, развести в стороны твои ноги, чтобы ты открылась мне, доверяла мне.
Х. Бен, черт… Ты имеешь в виду?
Б. Да. Хочу чувствовать
Х. Малыш, я…
Б. Да, сладкая, я знаю. Тебе понравится, обещаю. Сильнее твоего оргазма у меня на губах я желаю только одного…
Х. Знаю… я тоже.
Б. Скажи мне, Хелл.
Х. Хочу, чтобы ты был во мне. Хочу целовать тебя, чувствуя, как ты двигаешься внутри. Чтобы ты обнимал меня крепко-крепко, до боли. Хочу чувствовать, что тебе хорошо, что ты счастлив со мной.
Б. Девочка моя родная, я об этом только мечтать могу.
Х. Может однажды наши мечты сбудутся?
Б. Я верю в это.
Х. И я.
Почта.
Бенедикт@ Привет, Хель. Честно говоря, надеялся, что мой язык заставил тебя забыть об этом вопросе. Хотя о чем я? Ты всегда докапываешься до сути, если тебе что-то действительно нужно знать.
У меня неровные отношения с матерью. Я ей, конечно, благодарен и все дела, но после одного ее поступка понятия дом для меня не существует. Поэтому и проводить праздники с семьей я не имею привычки.
Мать всегда была резко против всех моих увлечений. Ей не нравились книги, которые я читаю, спорт, которым занимаюсь (немного увлекался рукопашкой в школе), даже к друзьям, у которых были приставки, меня не отпускала. Но ты же знаешь, если мне чего-то запрещать — это не поможет. Читал под одеялом Толкина с фонариком, тайком бегал на тренировки, а в девятом классе мыл подъезды, на обедах экономил, но заработал себе на первый пентиум.
Мать работала много, поэтому вроде как ничего не замечала. Когда меня в ролевуху понесло, она, конечно, схватилась за голову. Я почти не появлялся дома. Она бесилась, но контролировать уже не могла. А потом позвали на Север первый раз. Разрешения я не спрашивал. Денег, разумеется, тоже. И само собой не рассказывал в подробностях. Наврал про слет толкинистов, который под Тверью раньше проходил. Там — детские игры. Она психанула, сказала, если уеду, то я ей больше не сын. Но при этом спокойно отпускала меня в Москву на заработки летом. Ее логика мне не подвластна.
В общем, я уехал. На неделю. Первый раз — он особенный. Адреналин вперемешку с безумием. И когда я возвращался, видел, как светится наше окно кухни. Это было такое потрясающее чувство. Снова дома.
Но на двери были другие замки. И мать мне не открыла. Когда я вышел из подъезда, свет в квартире не горел.
Я уехал в Москву, позвонил Старшей, своему куратору. Она приютила, потом нашла мне работу, даже договорилась, что я буду жить в офисе. У меня ведь даже общаги не было, я на вечерний поступил. Потом перевелся на очку, дали койку в комнате, но уже привык на работе тусоваться. Не люблю этот муравейник студенческий. Вообще людей не очень люблю.