Мой личный враг
Шрифт:
Все остались, только Александры больше нет. Нет и, наверное, никогда не будет.
Но ей нравилась эта работа! Она хорошо, добросовестное профессионально делала ее уже несколько лет.
Однако профессионализм и умение работать не сможет отнять у нее даже Вика Терехина. Пусть муж предал ее, пусть программа, в которой она работала, перестала в ней нуждаться, но ведь то, что она знает и умеет, осталось с ней!
Эта неожиданная мысль как-то приободрила ее.
Раздумывая над тем, что вдруг пришло ей в голову, и спасаясь от непрерывных телефонных звонков
Вспоминая потом этот вечер, Александра не могла понять, какая сила привела ее именно на это место и именно в это время.
Почему она не уехала на метро в другую сторону или не пошла вместо Пушкинской к Белорусскому вокзалу? Почему около булочной у нее развязался шнурок на ботинке и она довольно долго завязывала его, перегнувшись через толстый пуховик, собравшийся на животе складками? Почему пережидала, пока какой-то отчаянно сигналивший идиот выберется из переулка возле Театра Станиславского на Тверскую, — тоже довольно долго?
Александра не была суеверна и религиозна тоже не была, но мистика происшедшего всю жизнь потом занимала ее и заставляла верить в то, что провидение существует.
Она очень устала в толпе и, добравшись до перехода под Пушкинской площадью, решила поехать домой. Спускаясь по мокрым ступенькам, Александра поскользнулась и ухватилась за куртку какого-то мужчины, поднимавшегося ей навстречу.
— Добрый вечер! — весело сказал мужчина. — Вы меня не помните? Меня зовут Филипп Бовэ, мы встречались на какой-то вечеринке около месяца назад.
— Д-да, — отозвалась Александра с некоторой запинкой. — Помню…
Она тогда ждала Андрея, а он все не ехал и не ехал, и Вика суетилась вокруг с какой-то своей подругой, а потом они танцевали, и все в ее жизни было превосходно…
— Да-да, — повторила Александра, захлебываясь в этих воспоминаниях, и, чтобы окончательно не утонуть в них, быстро сказала: — У вас русская бабушка.
— Совершенно точно, — подтвердил Филипп. Что-то с ней случилось, решил он. Человек не может так разительно измениться за короткое время.
Переступив ногами в скользких ботинках, Александра случайно взглянула ему в лицо: никакого любопытства, только сдержанное сочувствие и, пожалуй… тревога?
У нее в голове как будто щелкнуло. Как будто хозяин дома вернулся после долгого отсутствия и, войдя, первым делом зажег свет, потом огляделся и замер в недоумении — вроде все как всегда, но появилось что-то новое. А может, ему только кажется?..
— Филипп, вы женаты? — спросила Александра совершенно бездумно.
— Нет, — ответил он, слегка удивленный. — Почему вы спрашиваете?
— Тогда вам просто необходимо срочно жениться на мне, — сказала Александра. — Понимаете?
— Нет, не понимаю, — искренне ответил Филипп. — Может, объясните?
Он оглянулся по сторонам. На ступеньках московского метро в час пик разговаривать было трудно.
— Хотите есть? — спросил он, почему-то твердо уверенный, что она голодная. Во-первых, голодная, а во-вторых, сумасшедшая. — Пойдемте поедим где-нибудь. И поговорим.
— О чем? — пролепетала Александра — ей стало страшно.
— О женитьбе, — невозмутимо ответил Филипп Бовэ. — Мне не каждый день делают предложение. Да еще на улице. Разве это не стоит обсудить?
— Так что для вас в этом — прямой резон, — проговорила она с улыбкой дельца-пройдохи, заключающего квартирную сделку со старушкой божьим одуванчиком. Ей было так стыдно, что волосы на шее противно встали дыбом. — Вам не придется платить за квартиру и… пользоваться услугами проституток….
— Вместо проституток, как я понимаю, вы предлагаете себя, — холодно проговорил Филипп. — Я не ошибаюсь?
Она взглянула на него и, дивясь собственному мужеству, кивнула. Ему показалось, что через секунду она умрет от разрыва сердца.
Александра смотрела в окно, на церквушку и театр «Ленком», у которого уже начался вечерний съезд машин. Все парковались, сигналили и ругались, и в узкой улочке в обе стороны давно и безнадежно змеилась чудовищная пробка. Светофор дисциплинированно переключался с красного на зеленый, но все его усилия были тщетны — с места никто не двигался.
Почему-то Александре показалось, что в этой безнадежной пробке сосредоточилась вся тоска, какая только существует в природе, и безысходность, и невозможность спасения — окружающий мир не пускает ни влево, ни вправо, ни вперед, ни назад…
Какой-то резкий звук заставил ее вздрогнуть. Она с изумлением взглянула на мужчину, сидящего напротив, — она совсем о нем забыла.
Филипп хмуро вернул на место упавший стакан.
Угораздило же его влипнуть в историю с этой полоумной девицей, осатаневшей от жизненных катастроф настолько, что она решилась предложить себя совершенно незнакомому человеку! И можно ли ей верить? Впрочем, он же сам слышал тот разговор на кухне — ее, теперь уже бывшего, мужа и этой теледивы. Разговор совершенно недвусмысленный. Он даже вспомнил острое чувство брезгливости, охватившее его в темной передней, и сочувственной жалости к Александре. Филиппу всегда были отвратительны карьеры, сделанные в женских постелях. Как правило, очень ненадежные, они требовали постоянных усилий именно в этом, постельном направлении…
— Почему я? — спросил он у Александры, которая таращилась в свою пустую тарелку, и с удивлением осознал, что ее ответ ему не безразличен.
Почему для осуществления своего дикого плана она выбрала именно его? Не кого-нибудь из близких, кто понял бы ее, поддержал и… отговорил?
Она улыбнулась тарелке пристыженной, дрожащей улыбкой и забормотала, не поднимая глаз:
— Видите ли, вы приехали в Москву… издалека и надолго. Вам нужно где-то жить, что-то есть и с кем-то спать… — На этом патетическом месте она покраснела. — Мы с вами можем… сотрудничать вполне взаимовыгодно…