Мой личный враг
Шрифт:
— Мы будем пить кофе в Шереметьеве, — сказал Филипп из-за двери. Все-то всегда слышал ее муж!
— Да, — согласился громила озабоченно. — Сейчас лучше поедем. Пробки всякие, и мало ли что…
Вдвоем с Филиппом они обошли квартиру, вдруг показавшуюся Александре совсем чужой, и он подхватил ее тяжеленный чемодан, как будто он был из бумаги. Громила взялся за второй.
Они вышли на лестницу, и Александра повернула ключ, запирая на замок всю свою прошлую жизнь.
Невзгоды бедного детства, болезни, обиды, тяжелая безрадостная учеба, работа по ночам,
Странно улыбаясь, она стала спускаться по лестнице, и гуськом, громила первый, Филипп последний, они вышли из погребальной сырости подъезда в промозглые мартовские московские сумерки прямо к ожидавшему их черному джипу.
— Старый знакомый, — сказала джипу Александра.
— Что? — спросил сзади Филипп.
— Ничего, — ответила она, отчаянно пытаясь не заплакать. — Все хорошо.
Внутри джип был обжитым и уютным — с газетами и бутылкой минеральной воды на сиденье, с открытой пачкой сигарет на щитке, со смешным медвежонком на зеркале и стойким запахом кожи и одеколона.
Филипп покидал в багажник вещи и открыл Александре заднюю дверь.
— Садись! — пригласил он вежливо. Она заплакала, когда джип стал выбираться со двора, где прошла ее жизнь, но быстро справилась с собой и больше уже не плакала.
Даже когда «Боинг» как будто чуть осел на задние колеса и стал стремительно набирать скорость, а потом оторвался от земли, поднимаясь все выше и выше и радуясь собственной сумасшедшей свободе.
Аэропорт имени Шарля де Голля, где через три часа приземлился их самолет, оказался совсем непохожим на Шереметьево. Других международных аэропортов Александра не видела и потому судить о них не могла.
Шарль де Голль был громадной и суматошней. Похоже было, что здесь внезапно пересеклись все человеческие дороги. Обилие самолетов, людей, разноязычная речь, сверкание витрин и чистых стекол, одетые прозрачными панцирями ленты эскалаторов, бесконечные объявления по меньшей мере на трех языках и неизменное «аттенсион силь ву пле», повторяющееся каждую минуту, заставили Александру притихнуть и взять Филиппа за руку. Почему-то он тоже нервничал, и она никак не могла понять, в чем дело. В конце концов, он-то вернулся домой…
Их очень быстро пропустили через границу, даже не досматривая. Таможенник как-то не по-русски отдал честь, и сразу за терминалом к ним бросился какой-то мужчина в дорогом темном костюме и что-то быстро и непонятно застрекотал. Филипп, улыбаясь, слушал.
— Он говорит, что очень счастлив, что ты в Париже, и надеется, что город и Франция тебе понравятся, — перевел Филипп. — Пошли, Алекс. Времени довольно много, а нам еще ехать.
— А… вещи? — осторожно спросила бдительная Александра, наученная еще бабушкой никогда не оставлять вещи без внимания.
— Вещи принесут в машину, — сказал Филипп, странно морщась.
— А кто это? — спросила она тихонько, кивая на спину шедшего впереди мужчины.
— А… это Ламон, — ответил Филипп. — Ты не хочешь есть?
В самолете она съела все до крошечки, и ей было так вкусно, что она даже утащила у Филиппа из тарелки кусок какого-то нежного мяса в сложном соусе. Всю дорогу он пытался ее напоить, но пить ей не хотелось, тем более красотка-стюардесса слишком явно удивилась, когда она попросила джин с тоником.
— Что это с ней? — спросила Александра у Филиппа.
— Ничего, — пожал плечами Филипп. — Просто она не понимает, как можно пить джин с тоником, если ты не английский морской пехотинец и если можно пить шампанское.
Подумав, Александра решила джин с тоником больше не заказывать, а шампанское она не очень любила.
Они пробирались сквозь толпу к какому-то боковому выходу. Александра смотрела по сторонам, и все очень ей нравилось. Она все время забывала о том, что она не обыкновенная туристка, приехавшая на недельку развеяться в веселый Париж.
— Есть? — переспросила она. — Пожалуй, хочу. От волнения, наверное.
Филипп что-то быстро спросил у их провожатого, и тот ответил с некоторым даже почтением.
Интересно, кто он такой, этот Ламон? Может, полицейский?
— Ужинать будем дома, — сказал Филипп. — Там все приготовлено. Дотерпишь до дома? Это еще часа полтора.
— Дотерплю, — сказала Александра. — Господи, какая красота, Филипп! Как здорово, что мы сюда прилетели. Ты мне покажешь потом Париж? Сад Тюильри, «Комеди Франсез» и «Гранд-опера»?
— Ты забыла Лувр и Эйфелеву башню, — сказал Филипп. — Покажу.
Двери бесшумно разъехались перед ними и они оказались на улице, довольно далеко ог всех основных выходов, как поняла Александра.
Прямо перед ними дремал у тротуара длинный и низкий черный лимузин. Сбоку у него было три двери вместо обычных двух, и Александре показалось даже, что он бронированный. Возле него стоял шофер в форме. Как в кино.
Увидев процессию, шофер кинулся вперед и с поклоном открыл перед Александрой заднюю дверь лимузина. Александра попятилась.
— Это моя машина, — негромко сказал сзади Филипп. — В обморок не падай!
Он что-то громко и весело сказал шоферу, очевидно здороваясь, и Александра, путаясь в собственных разлетевшихся в разные стороны чувствах и мыслях, подумала отстранение что теперь, пожалуй, придется быстренько выучить французский язык. В Москве в этом не было необходимости.
Шофер улыбался, стоя навытяжку у распахнутой двери лимузина, и Филипп подтолкнул Александру вперед.
Повинуясь, она не села, а как бы даже прошла вперед, в кожаное светлое и богатое помещение. Филипп плюхнулся следом, дверь захлопнулась. На переднем сиденье, за перегородкой оказался все тот же Ламон, шофер проворно сел за руль, и необыкновенный автомобиль тронулся.