Мой лучший препод
Шрифт:
Я вздыхаю, прекрасно понимая, что ни один бандит, каким бы придурком он ни был, не станет прикрываться именем моего отца.
— Так по какому вопросу? — повторяю я, открывая дверь.
Они слаженно шагают внутрь, с трудом протиснувшись в проем и, не сговариваясь, проходят по коридору вглубь квартиры. Прямо в обуви. Но рассказать о том, что прямо сейчас всучу им ведро с шваброй, я не успеваю.
— Кристина Алексеевна, вы одна?
Странный вопрос от двух ворвавшихся мордоворотов, ничего не скажешь.
— Что вы хотели? — повторяю я.
— Вам пора собирать вещи, — извещает тот, что потемнее. — Вы можете забрать с собой то, что поместится в чемодан. Мы пришли, чтобы выселить вас.
Эм-м-м…
Кажется, время попросту замирает, а я только глупо улыбаюсь, не веря тому, что услышала.
То есть как выселить? Это еще что за первоапрельский розыгрыш? Как-то запоздали они с этим. Или не дотянули.
— Это шутка? — наконец отмираю я и выдыхаю этот вопрос.
Голос звучит жалко. Я прекрасно понимаю, что если отец прислал их, не приехал сам, то это никакие не шутки. Якунин старший вообще не знаком с таким словом, как “юмор”. Особенно, когда кто-то не хочет выполнять его условия и требования.
— Никак нет, Кристина Алексеевна, — выдает свое прошлое одним ответом тот, что посветлее. — Алексей Станиславович отправил нас к вам на переговоры.
— Переговоры? — злость берет верх. — То есть он не смог сам приехать или позвонить дочери, чтобы сообщить о том, что вышвыривает ее на улицу? Я правильно понимаю?
Тот, что потемнее, отводит взгляд. Светлый смотрит прямо на меня, а потом проговаривает:
— Мы не вправе обсуждать приказы.
— Прекрасно, — я встаю в позу, — вот только эта квартира подарена мне на двадцатилетие. Я могу жить тут столько, сколько я захочу.
— Не можете, — меня будто пытаются убедить, что я не баран, — все куплено и оплачено на деньги Алексея Станиславовича, зарегистрировано на него же. Он позволил вам только чемодан с нужными вещами забрать.
Позволил! Позволил…
Это слово звоном раздается где-то внутри меня. Точно там же, где ломается и без того жалкие крохи теплых чувств к отцу.
Блокировку карт я еще могла понять. Даже простить. Все же, чтобы научить плавать, бросают в воду. Так и тут, только бросили меня прямо в жизнь. Лицом. Но чтобы выставить на улицу… Нет, такого я понять не могла. И принять тоже.
Да только какой смысл спорить? Всегда было так, как решил Якунин. Всегда и без исключений.
А что я? Я смогу жить без его денег. Где жить, это уже другой вопрос. Но я смогу. Он не дождется! Я не приползу к нему на коленях, умоляя о прощении и с просьбами поскорее выдать замуж за Шервуда.
От одной только мысли о Денисе внутри поднимается злость. И пусть сам он ни в чем не виноват, но именно из-за него я в таком дерьме. Пошла против отца, поссорилась с Владом.
Да к черту!
— Мне нужно два часа на сборы, — бросаю амбалам. — Принять душ мне хоть можно? Или за коммуналку тоже уплачено Алексеем Станиславовичем?
Мордовороты переглядываются. У них явно не было указаний на этот счет.
— Вы давайте еще позвоните ему? — с издевкой предлагаю я. — Спросите, можно ли его дочери помыться. Ну давайте же, звоните!
Они опять бросают друг на друга взгляд, и тот, что посветлее, достает телефон. А я буквально выпадаю в осадок, слушая, как цепной пес пересказывает отцу мою просьбу. О моих резких высказываниях не докладывает. Но мне так думается, что пока. Позже в рапорте они все выложат. Ничего не укроется от Якунина-старшего.
— Да. Да. Конечно.
Он отбивает звонок и смотрит на меня:
— Вам позволено выделить на сборы два часа. Можете принять душ, Кристина Алексеевна.
Меня будто током бьет. Я фыркаю, разворачиваюсь на пятках и ухожу в ванную. Дергаю кран, включаю воду и сбрасываю пижаму. Справлюсь с водными процедурами довольно быстро, накидываю халат и выхожу в коридор, захватив с собой зубную щетку с пастой и любимый шампунь. Мордовороты спокойно сидят на кухне, ни к чему не прикасаются, но одним своим присутствием напоминают о том, что время идет.
Чемодан я достаю с грохотом, раскрываю с полупинка прямо посреди комнаты. А потом начинается самое сложное.
Я терпеть не могу собирать вещи. Даже перед всеми путешествиями пакую вещи в последний момент. Забываю что-то важное. Возвращаюсь, опаздываю на самолеты. Но сейчас я себе не могу такого позволить.
Документы, нижнее белье, несколько блуз, джинсы, пиджак, куртка. Сапоги и туфли, косметичка. Место нещадно заканчивается. В большой рюкзак опускаю ноутбук, конспекты и несколько учебников.
Все я не унесу. А учиться нужно. А ведь еще литература по обществознанию и русскому. Работать-то тоже нужно.
Боже!
Всеми правдами и неправдами я утрамбовываю все, что могу. И в самый последний момент змейка на рюкзаке идет по пизде. Просто по самой настоящей пизде, без приукрашиваний и цензуры.
Мне не приходит в голову ничего лучше, чем достать из верхнего ящик скотч и перемотать его.
Забрасываю рюкзак на плечо, подхватываю пузатый чемодан, чтобы поставить не колесики. И гордо двигаюсь в сторону выхода. Мне навстречу шагает один из мордоворотов и недовольным взглядом косится на рюкзак.
— Ручная кладь, — со злостью выплевываю я. — Если есть какие-то возражения, то валите читать правила того же аэропорта.
Я злая. Злая настолько, какой еще никогда не была. Руки трясутся, горло перехватывает спазмом.
— Идите, — отмахивается от меня он, в глаза мелькает сожаление. И это меня добивает.
— Сами идите, — огрызаюсь я, отбрасывая ключи от квартиры на пол. — Нахуй. И папочку моего захватите. Ему там самое место с таким отношением к родной дочери!
Дверь захлопывается за моей спиной. Я тяну чемодан вниз по ступенькам, прохожу мимо бабок на лавочке и теряюсь.