Мой любимый граф
Шрифт:
– Ты идиот, Генри! – услышал я прежде, чем бросился за женой.
Я кричал ей вслед, а она только ускорялась, и откуда только взялась эта прыть?
«Догнать! Не отпускать!» – билось у меня в голове.
Когда обхватил её руками и прижал к себе, она отчаянно вырвалась и кричала. Отбивалась изо всех сил, пока не отключилась, сказав, что ненавидит меня.
Я принес её обратно на руках. Мне пришлось отдать её Артуру, пока не сел на коня. Но мне и этих секунд хватило, чтобы запаниковать.
Дома поднялся переполох, но Артур быстро
Я положил свою драгоценную ношу на кровать. Странная одежда, непривычная обувь, браслет интересный на запястье, моё кольцо на безымянном пальце.
После Артур принес необычный мешок с интересным затвором, я такое никогда не видел, в нём нашлись две миленькие сумочки и какие-то твёрдые пластинки с круглыми пилюлями. Такого я тоже никогда не видел. Было ощущение, что пилюли закрыли в серебряную пластину со стеклянными окошечками.
– Придёт в себя, расскажет, – сказал Артур. – В любом случае, спрячь это.
– Что я ей сказал там, в лесу? – спросил я, вспомнив испуг в глазах жены. Я никогда бы не хотел видеть вновь это выражение у неё.
– Ты не помнишь? Генри, возьми себя в руки. Главное, что она здесь. Теперь от тебя зависит, исчезнет она вновь или останется.
– Ты думаешь то же, что и я?
– Похоже, что мы встретились с удивительной путешественницей во времени. Я верю себе, Генри.
Машу лихорадило два дня. Она тихо стонала, иногда всхлипывала и не говорила ни слова. Доктор, что мы вызвали из деревни, показал шов на голове. Он не был похож на тот, грубый. Тонкая розовая линия. Волосы были коротко стрижены. Как будто её побрили.
Верно, похитители же говорили, что ударили её по голове. Я сначала не обратил внимания, а затем, на следующий день, при свете солнца увидел пятно во всю щёку. Оно стало заметным, когда у неё была наиболее сильная температура. Сколько же ран у этой девочки? Пришлось раздевать больную и обкладывать холодными полотенцами.
– Что с ней доктор? Почему температура не спадает?
– Она простыла. Горло красное и опухшее, хрипы в лёгких. Очень надеюсь, что хуже не станет.
Я молился, молился отчаянно. Она не могла прийти ко мне и уйти, чтобы не вернуться более. Артур привёз другого доктора из Кардиффа. Он предложил кровопускание.
Я стал смеяться. Так долго и надрывно хохотал, что мне предложили успокоительное.
– Генри?
– Знаешь, Артур, она тогда, в Кардиффе, послала доктора в эротическое путешествие. Он предложил ей кровопускание. Назвала его коновалом.
– Интересно. Может, она и права. Будем давать отвары.
– Да, уж.
На третий день, вечером, Маша открыла глаза.
– Сумку мою принесли? – раздался хриплый голос.
Я вздрогнул и наклонился к ней:
– Ты пришла в себя? Как ты себя чувствуешь?
– Генри, дай сюда сумку.
Я принес её мешок.
– Там должны быть блестящие пластинки. Достань их. И подай воды.
Я сделал, что она просила. Каким-то неуловимым движением, она
– Дашь мне, если опять поднимется температура, – сказала она и закрыла глаза.
Проспала до обеда четвертого дня. Выпила свои пилюли и попросила есть.
С этого момента Маша пошла на поправку. А наши отношения становились всё хуже. Ничего такого. Она говорила со мной, но ровно столько слов, сколько нужно. Не злилась, не смеялась. Не проявляла никаких эмоций именно со мной, с остальными была той же Машей.
Я чувствовал, как неотвратимо её теряю, как она отдаляется от меня.
Через две недели приехал Алекс. В доме стало по-особенному уютно. Если можно так сказать при нашей обстановке. Должен был приехать и Артур. Его не было уже дней десять.
– Приветствую вас, леди Мария, – поздоровался Кэмпбелл с женой.
– О, гордый шотландец приехал. Я рада вам, – улыбнулась она другу. А у меня в груди стал расти ком. – Вы пообедаете с нами? Расскажете, что у вас там, как? Очень интересно было бы приехать к вам в гости. Если, конечно, пригласите.
– Конечно, я вас приглашаю. Давно просил Генри погостить у меня. Да этого ворчуна-отшельника разве вытащишь из Пэмбрука?
– Что происходит, друг? Ты пожираешь её глазами, а она тает, как воск. На неё без слёз смотреть невозможно, – начал разговор Алекс, как только мы закрылись в кабинете.
– Я не знаю. Кажется, что я разочаровал её, – невесело усмехнулся я.
– Ты всегда был идиотом, Генри, и полным профаном в отношениях с женщинами, – покачал головой друг.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты говорил ей, что скучал? Говорил, что с ума без неё сходил и тебе было страшно за неё? Ты сказал ей, что любишь её?
– Я говорил…
– Когда? В постели? Когда у вас был медовый месяц? Сколько времени прошло? Сколько она пережила, и это только то, о чём ты знаешь. Иди, дубина, спасай свою любовь! Иначе, боюсь, что будет поздно. Она на грани. Даже я это чувствую.
Я выскочил из кабинета и помчался в комнату Маши. Там её не было. Не было её ни у Лиззи, ни на кухне. У меня уже началась паника, когда я нашел её в библиотеке. Когда захлопнул дверь, она даже не обернулась, листая какую-то книгу. Девушка стала тоньше и трогательнее. Мне так хотелось её обнять, что даже трясло.
– Я очень скучала. Мне было больно и страшно. Но я держалась за воспоминания, за свои чувства к тебе. Знаешь, здесь прошел только месяц. Я так удивилась, когда увидела весну. А я… – она запнулась и замолчала. Плечи стали трястись.
– Милая… Маша, любимая, не надо плакать. Умоляю тебя. Я так люблю тебя! Когда я тебя увидел, у меня пропал слух, почти пропало зрение. Я даже не знаю, что ляпнул. Клянусь жизнью. И этот гаденыш, называющий себя моим другом, не говорит мне, что я тебе сказал, чем обидел. Я не смыслю жизни без тебя. Я люблю тебя так сильно, что дышать без тебя не могу!