Мой любимый враг
Шрифт:
– Ксюш, ну ты чего? Как его здесь одного оставлю? Перестань нервничать. Димка у меня мировой парень. Вы обязательно подружитесь.
–Я понимаю, что он – твой сын. Но он уже взрослый и самостоятельный. Ты сам говорил, что это он о матери заботился, а не она о нем. Что он всё сам… Нет, ты не подумай, я не прямо категорически против. Пусть приезжает, ладно. Но… он же почти мой ровесник. Он мужчина уже. Я вообще не представляю себе, как мы с ним будем жить под одной крышей. Тем более сейчас, когда мне то кормить, то в детскую бежать
– Да брось, Ксюш. Ну, выделим Димке комнату. Он же не будет туда-сюда бродить, тебя смущать. Ну, будет сидеть у себя, чем-то там своим заниматься, ничем тебе не помешает.
– Ну ладно, – вяло согласилась Ксюша. – А когда вас ждать?
– Завтра вылетаем, – бодро отрапортовал отец и закончил, как всегда, сюсюканьем.
***
Я поднялся в свою комнату. Сумку, которую с того дня так и не разобрал, запнул подальше, чтобы не мозолила глаза. На автомате включил компьютер, сел за стол, упершись локтями в столешницу, и уткнулся лбом в ладони, словно голова вдруг отяжелела и удерживать ее прямо стало невмоготу.
На самом деле я даже не задумывался о том, что будет дальше. Для меня с того самого момента, как умерла мама, жизнь как будто остановилась. И разговор отца с Ксюшей отчасти вывел из этого оцепенения. Никуда я с ним, конечно же, не поеду. И не только потому, что не хочу быть обоим в тягость. И не потому, что его слова «выделим ему комнату и никому мешать он не будет» слегка покоробили. Мне и самому хотелось остаться здесь.
Сейчас встану, решил я, и скажу отцу, чтобы успокоил её.
Я поднял голову. С экрана монитора улыбалась Таня. Стоило лишь взглянуть, и где-то под ребрами тотчас тупо заныло.
Смотреть на неё тоже невыносимо. Сразу вспомнилось, как я её сфотографировал. Было это каких-то полтора месяца назад, когда думал, что ближе неё у меня никого нет, что люблю её, а она – меня, и никакая сила в мире нас не разлучит. А в итоге и силы-то никакой не понадобилось…
А теперь ещё и казалось, что всё это было настолько давно, что как будто и не с нами вовсе. Не знаю, зачем после всего я ей звонил позавчера. Наверное, от безысходности. Чего вообще добивался? Жалости? Да на черта мне нужна жалость. Участия? Не знаю. В любом случае она не ответила. Точнее, ответила, а, проще говоря, послала.
Я зашёл в настройки и поменял заставку. Вместо Тани поставил наобум какую-то картинку – бескрайнюю выжженную пустыню без единой лужи или хоть какой-нибудь колючки. Вот это больше всего сейчас напоминало мне себя изнутри…
***
Когда я сообщил отцу, что никуда не поеду, он, по-моему, только выдохнул с облегчением. Нет, он попричитал немного, как я тут буду.
– Да как всегда, – пожал я плечами.
– Ну да, – кивнул он. – Но всё равно зачем тебе оставаться здесь, когда можно жить с нами? Там у нас, конечно, не такой большой дом, как этот, но ничего, потеснимся. Уж комнату тебе выделим.
–
В конце концов договорились о том, что будем созваниваться каждую неделю. Для собственного успокоения он оставил со мной нашу домработницу, хоть я и не хотел. Ну и взял с меня слово, что после экзаменов поеду поступать в Питер и там уж… Что «там уж» – он не договорил. Но я пообещал, что обязательно приеду.
В предпоследний день новогодних каникул ко мне неожиданно заявились почти все наши. Ладно, не все, но добрая половина класса. Типа поддержать. Сначала я растерялся, ну и не очень-то, конечно, обрадовался. Да и видок у меня был тот ещё, как у одичавшего отшельника.
Все расположились в гостиной, кто где. Девчонки принесли что-то к чаю. Сами на кухне похозяйничали – у домработницы был выходной. Сами накрыли. Ну и потом всё убрали. В общем, я даже как-то расчувствовался. Не ожидал такого участия. Да и поговорили неплохо о том о сём. Я мало-мальски отвлекся.
Правда, без стычки всё же не обошлось. Игорь Лабунец, уже в самом конце, когда все одевались в холле, вдруг спросил:
– А вы что, с Ларионовой таки разбежались?
Я не ответил, просто проигнорировал его вопрос, хотя внутренне сразу напрягся.
– Камон, тут все свои, – усмехнулся Лабунец. – Да и вообще, если тебя это всё ещё парит – забей. Наоборот, радуйся, что легко отделался. Она же – бешеная дичь. Шваль…
Я резко схватил Игоря за грудки и припер к стене.
– Не смей про неё так говорить, – процедил я.
Он заморгал часто-часто. Девчонки заверещали, ну и остальные парни почти сразу оттащили меня от Лабунца.
– Димон, успокойся! Не обращай внимания. У них там давняя вражда.
– Да какая там вражда! – фыркнул Лабунец. – Было бы с кем там враждовать. С этой шал…
Я снова рванул к нему, но парни повисли на обеих руках, не давая до него добраться.
– Игорек, блин, заткнись уже! – рявкнул Корнейчук. – Тоже нашел место и время!
– Да, Игорь, имей совесть! – поддакнула Мурзина.
Лабунец снова фыркнул и вразвалочку вышел за дверь.
Я потом, конечно, успокоился. И даже решил, что зря я так. Стоило, наверное, как-то на словах всё разрулить, разъяснить, что он неправ. Но в тот момент меня как подорвало. Правда, позже навалилось полное опустошение.
53
Таня
Я напрасно ждала, что между нами что-то изменится. Уповая на то, что Дима меня всё ещё любит, – ну невозможно же разлюбить человека в одночасье! – я так надеялась, что он со временем оттает. Однако он по-прежнему меня едва замечал. В столовой он больше не появлялся, но мы встречались на переменах в коридоре, на лестнице, в фойе, иногда в гардеробе. Он неизменно здоровался со мной, но точно так же, как здоровался со всеми – без малейшего выражения.