Мой милый жандарм
Шрифт:
Честно признаться, сама суть дела меня не особо заинтересовала - коль защита строится на чистосердечном признании, что непременно приведет к смягчению наказания, то и состязательности в процессе не предвидится. Интерес вызывал лишь мой будущий оппонент по собственному делу.
Первый товарищ окружного прокурора имел весьма респектабельный вид. Высокий, поджарый, с проницательным взглядом и отточенными, хищными движениями. Обвинительная речь завораживает своей безупречной логикой, не оставляя ни малейшего шанса для защиты. Перед
Я зябко поежилась - соперник мне достался из высшей лиги. На свой счет я не заблуждалась - до уровня юристов Российской империи мне было как до Луны. Наше поколение училось по их научным работам, и то, что нам преподносилось на блюдечке, эти господа достигали своим трудом, оттачивая мастерство в судебных баталиях.
Из нерадостных раздумий меня вывел голос председательствующего:
– У господ присяжных имеются вопросы к обвинению?
Присяжные заседатели дружно покачали головами - вопросов не имеется.
– Подсудимая, встаньте, - строго произнес председательствующий.
– Что можете сказать в свое оправдание?
Бедная женщина глубоко вздохнула, робко перекрестилась, открыла рот и, обреченно взмахнув рукой, беззвучно расплакалась.
Коллегия переглянулась, но сочувствия в их глазах я не заметила. В груди стало жарко от подступившего гнева - четыре года тюрьмы за копеечную лампу... У вас есть хоть капелька сострадания, господа хорошие? Вы посмотрите на несчастную воришку - кожа да кости, без слез не взглянешь. Спросили бы, когда она последний раз горячий суп пробовала.
– Господин защитник, ваше слово, - безразличным тоном продолжил процесс председательствующий.
Присяжный поверенный - невысокий, круглолицый, невзрачный - встал и, нервно промокнув платком лоб, еле слышным голосом прошептал:
– Ввиду чистосердечного сознания подсудимой я прошу отнестись к ней со снисхождением.
– У вас все?
– скучным голосом проскрежетал правый член коллегии.
Защитник понуро кивнул.
– Господа присяжные имеют вопросы к подсудимой?
Скамья присяжных заседателей безмолвствовала.
– Могли бы для приличия хотя бы один вопрос задать, - в сердцах бросила я.
– О чем, позвольте полюбопытствовать?
– прошептал Йоханн.
– Сколько, к примеру, у нее детей. Или...
– смутная догадка зашевелилась сонным мотыльком.
– Или откуда была похищена эта злосчастная лампада!
Может быть, в профессиональной подготовке я вам и проигрываю, господа имперские юристы, но учебники ваши я штудировала едва ли ни наизусть.
– Но ведь факт установлен и защитой не отрицается - хищение произошло в часовне, - недоуменно поведал Йоханн.
На нас зашикали с задних рядов, председательствующий грозно посмотрел не меня. Ответив упрямым взглядом, я злым и громким шепотом пояснила:
– Часовня большая. В каком конкретно помещении хранилась лампада?
– Но какое это имеет отношение к делу?
– Самое что ни на есть прямое!
– не сдерживаясь, еще громче прошипела я.
– Если лампада не употреблялась при богослужении, то существенный признак святотатства обвинением не доказан. Может ее только в день кражи купили для часовни?
Председательствующий, нахмурившись, раздраженно постучал карандашом по столу.
– Еще одна реплика и я буду вынужден просить, молодые люди, освободить нас от вашего присутствия.
Член коллегии со скрипучим голосом придержал его за руку и, бросив на меня заинтересованный взгляд, повернулся к товарищу прокурора.
– Кстати, господин обвинитель, соблаговолите пояснить суду, откуда конкретно похищена лампада?
– Из дощатого пристроя к часовне, - с показным безразличием пожал плечами товарищ прокурора.
– В нем хранятся различный инвентарь для хозяйственных нужд и товары для лавки.
– Иными словами, хищение совершено не из самой часовни?
– вкрадчиво проскрипел член коллегии.
– Доказательства употребления лампады при богослужении у обвинения имеются?
После долгой паузы товарищ прокурора нехотя признал:
– Такими фактами обвинение не располагает.
– Тогда почему вы дали заключение о применении статьи двести двадцать шестой Уложения о наказаниях, если признак святотатства следствием не установлен?
Прокурор промолчал.
Публика оживленно загудела.
– Анна Васильевна, а ведь вы только что спасли несчастную от тюрьмы, - Йоханн церемонно приложился к моей руке.
– Позвольте выказать мое искреннее восхищение!
Мне отчего-то стало неловко.
– Моей заслуги в том нет, суд сам во всем разобрался. Да и не кончено еще ничего, и кража не перестала быть преступлением.
– Ерунда!
– небрежно отмахнулся Йоханн.
– Если факт освящения церковного имущества не доказан, это уже иная квалификация и, если мне не изменяет память, предусматривает наказание на срок не более шести месяцев без ограничения в правах. Примут во внимание добровольное сознание в содеянном, зачтут срок содержания под стражей в счет наказания и освободят несчастную женщину из зала суда.
Судебная коллегия, низко склонившись головами, совещалась на месте. Наконец, председательствующий, выпрямившись во весь рост, огласил:
– Господа присяжные, вам предстоит ответить на следующий вопрос: виновна ли крестьянка Марфа Дмитриева в том, что тайно похитила из незапертой часовни медную лампаду, освященную употреблением при богослужении.
Присяжные, прогрохотав отодвигаемыми стульями, удалились.
Публика осталась на местах, возбужденно перешептываясь.
К нам подскочил вертлявый папарацци, нацелив на меня громоздкую, похожую на небольшую пушку штуковину.