Мой мир
Шрифт:
Откуда берутся скорпионичьи конфетки? Оказалось, что и грудь, и брюшко самца заполняют трубки, трубы, баллоны специальной конфетной «фабрики», где сначала готовится крем вроде взбитого безе, затем поступает из брюшка в грудку, где крем-полуфабрикат уплотняется в специальной камере; затем материал подается вперед, в голову, и вниз, в канал хобота, где еще более плотно спрессовывается и обретает цилиндрическую форму; в конце хобота специальный острый резачок отделяет уже высунувшуюся изо рта точно дозированную порцию от следующей. В длину каждая такая жемчужная конфетка имела примерно два миллиметра.
Судя по объему всех узлов конфетного цеха, занимавших не менее двух третей общего объема тела, производительность его была очень высокой и длительной.
…На поляне «Танзания», возле пашни, между кустиками типчака и полыни была небольшая плешинка — размером с тарелку, со слоем тонкой земляной пыли, скорее всего небесного происхождения — от весенних пыльных бурь. На таких пылевых полигончиках я утрами находил следы различных ночных насекомых — цепочки от лапок жужелиц и чернотелок, извилистые борозды личинок жуков-мертвоедов, мелкие «машинные» строчки стафилинов, тускляков, бегунчиков.
Жужелицы окраин Лесочка — лебия и тускляк.
И вдруг взору предстает нечто неожиданное и несообразное. В хорошо знакомой мне плешинке кроме следов насекомых — геометрически правильные, глубоко вычерченные в земляной пыли, концентрические полуокружности: внешняя диаметром 18 сантиметров, и внутренняя — в поперечнике 13 сантиметров… Ни одно известное мне животное вычертить такую фигуру, тем более без циркуля, — а дуги окружностей были идеальными — не могло. И люди здесь давно не ходили, да и что, спрашивается, за нужда чертить циркулями круги в каком-то лесочке, затерявшемся среди далеких полей?
Тогда еще в этих краях никто, включая меня, не слыхивал ни о «летающих тарелках», ни о «гуманоидах-пришельцах». И я долго не мог сообразить: что бы значили эти полукружья, чья это работа?
…Разгадать загадку помог ветер: два острых листка какого-то злака свесились до земли, касаясь ее концами; порывы ветра, прилетающего сюда, за Лесочек, в виде завихрений, поворачивали листочки вокруг оси — стебля, откуда они росли — то по часовой стрелке, то против нее. Раз за разом листики чертили в пыли дугообразные бороздки, и так до тех пор, пока траншейки эти не углубились миллиметра на три, да еще с заусенцами по бокам — отвальчиками пыли, выбранной травинками из канавки, чем еще более подчеркивалась ее рельефность в невысоком утреннем солнце. А «ось» была скрыта листком другого растения — как на рисунке.
Вот и весь секрет…
В глубине северных и западных областей Лесочка — «Сахары», «Нигерии» — почти все березы имели не прямые стволы, а сразу над комлем были зигзагообразно изогнуты; говорят, такое случается, если раньше, во времена их молодости, было здесь болото. В этом ли причина иль нет — судить не берусь; но несмотря на интересные формы стволов, мы почему-то избегали этой рощи. Поначалу я думал, что причина в неуютности этого места, но потом, когда пытался разыскать здесь, в лесной подстилке, маленьких улиток, встречавшихся в других здешних колках, почувствовал что-то «не то»: вроде бы заложило уши, ни с того ни с сего закислило во рту, в глазах затуманилось, и голову слегка как бы закружило. Может, чего съел и малость отравился? Нет, ничего такого не ел. Или грипп какой привязался?
Встал, вышел к биваку, что на поляне «Конго», — неприятные ощущения… исчезли. Странно! Вошел в Заколдованную Рощу — опять «забарахлили» глаза, уши — в них даже зазвенело! — и опять закислило во рту…
Нагнулся, присел на корточки — ощущения усилились. Поднял обломок старой ветки, под который, показалось, заполз кто-то, отвел руку в сторону, а ветка затормозилась — наверное, за паутину зацепилась. Однако что это? — никакой паутины тут нет; поводил опять палочкой — тормозится… Что за чертовщина такая?
Поднялся, покачал веточкой — ничего; нагнулся, поводил веткой в прежнем месте, у искривленного березового ствола — там, где его изгиб, опять явное «сгущение», или, вернее сказать, «торможение» палочки при ее движении.
«Прозондировал» ствол выше — ничего особенного, лишь там, где он изогнут — снова «потягивание», будто где-то в изгибе ствола заделан магнит, а у меня в руке не ветка, а железный гвоздь. Эти странности «поведения» палочки проявлялись только в двух зонах — в глубине обеих петель, образуемых зигзагообразно изогнутым стволом.
«Заколдованная роща».
Обитатели березовых гнилушек Лесочка — ложнослоник Антрибус и рогачик Синодендрон, знаменитый ячеистостью своих покровов. О подобном будет рассказано в главе «Полет».
Проверил «волшебным сучком» другие деревья, — а здесь они почти все были такими — то же самое «магнитообразное» потягивание, да вдобавок какие-то подергивания в руке.
Через два дня — это было утро — ничего такого в «Заколдованной роще» я не почувствовал. Через неделю, часов в шесть вечера, странные ощущения пришли снова, даже более сильные: закружилась голова, что-то замерцало в глазах. И вот что я еще установил: именно в этой зоне Лесочка было очень мало насекомых — лишь одно гнездышко муравьев-мирмик на крохотной прогалинке; мураши эти были почему-то вялыми и не защищали свое гнездо.
Наверное, я обнаружил бы тут еще немало интересного и важного. Но «Заколдованную рощу» изучать мне больше не пришлось: большая нагрузка в художественной школе, занятия шмелями, организация заказника для насекомых отдалили меня от Лесочка на многие годы. От заказника это было девять — десять километров. А других «заколдованных» — с зигзагообразно искривленными березами — рощ в тех краях, увы, не было.
Пишу вот эти строки, и невеселые мысли одолевают меня. Тогда, в Лесочке, я явно столкнулся с чем-то совершенно для меня новым — Неведомым. Но оно выходило за рамки моих занятий… А неумеренная страсть к насекомым была у меня столь «узконаправленной», что заглушала все — астрономию, живопись, а тем более Тайну Заколдованной Рощи, отошедшую на третий-четвертый план как не имеющую отношения к энтомологии, а потом и вовсе забытую.
Как я тогда заблуждался!
И не только тогда: почти каждое лето бываю в Исилькуле, Заказнике, Питомнике, подолгу работаю в совхозах — а в Лесочек не иду, хотя в поездках этих я сам себе хозяин и давно понял, что все сущее — изученное и неизученное — взаимосвязано, и в познании Тайн Природы нет второстепенного — ан нет, категорически избегаю даже ловить себя на мысли о походе в Лесочек.