Мой муж Лев Толстой
Шрифт:
Теплая, мокрая зима дурно действует на здоровье людей: все вялы, грустны. Приехал Андрюша на собачью выставку, приехал Миша из Ясной, куда едет после свадьбы.
Живу точно вихрем меня несет. С утра дела, записки, потом много визитов, сегодня всех принимала.
Писала много писем: Стасову, Рутцен, брату Степе и проч.
Льву Николаевичу получше, был Усов-доктор, нашел его положение хорошим. Слякоть, оттепель, грязь, и это скучно. Вечером гости: Тимирязев, Анненковы, Маклаков, Гольденвейзер. Я вяла и чего-то жду.
Целая неделя
Сегодня известие от Маши бедной, что ребенок опять в ней умер и она лежит с схватками, грустная, огорченная обманутой надеждой, как и Таня, Мне все время плакать хочется и ужасно, ужасно жаль бедных моих девочек, изморенных вегетарианством и принципами отца. Он, конечно, не мог предвидеть и знать того, что они истощаются пищей настолько, что не в состоянии будут питать в утробе своих детей. Но он становился вразрез с моими советами, с моим материнским инстинктом, который никогда не обманывает, если мать любящая.
Сегодня обвенчали Мишу с Линой Глебовой. Была очень пышная, великосветская свадьба. Великий князь Сергий Александрович нарочно приехал из Петербурга на один день для этой свадьбы. Чудовские певчие, наряды, цветы, прекрасные молитвы за новобрачных. Тщеславие, блеск и бессознательное вступление в совместную жизнь двух молодых, влюбленных существ.
Мне уже не бывает ни от чего весело. Я, к сожалению, знаю жизнь со всеми ее осложнениями, и мне жаль моего юного, милого Мишу, бесповоротно вступившего на новое поприще. Но слава Богу, что с женой своего уровня, да еще такой любящей.
Из церкви поехали к Глебовым, там великий князь был особенно любезен со мной, и мне неприятно сознавать, что это льстило моему самолюбию так же, как льстили разговоры при выходе из церкви: «А это мать жениха». – «Какая сама-то еще красавица».
Миша был радостен, и Лина тоже. Провожали мы их на железную дорогу. Все шаферы, молодежь, любившая Мишу. Навезли цветов, конфект, пили шампанское, кричали ура. Я рада, что молодые поехали в Ясную Поляну, где Дуняша им все готовит и где Лева с Дорой их встретят.
И погода хорошая. 10 градусов мороза, и наконец ясные дни. Скучала сегодня, что дочерей не было. Из нашей родни один представитель – Миша Кузминский приехал из Киева.
Л.Н. всю свадьбу просидел дома и в четыре часа пошел проститься с Мишей и Линой. Вечером у него были сектанты из Дубовки и разные темные. Читали вслух сочинение крестьянина Новикова о нуждах народа.
Еще ряд событий: сегодня тяжелое известие о рождении мертвого мальчика у Маши Оболенской, дочери моей. Бедная, жалкая! Положение здоровья ее удовлетворительно.
Ездили с Таней в Ясную. Милая моя, добрая, участливая Таня. Она хотела непременно навестить Дору и Леву после их горя. Они немного повеселели, особенно она, любят, берегут друг друга. Приезжала в Ясную и Мария Александровна и Ольга – она одинока душой. Да кто из нас не одинок!
Сегодня испытываю это чувство очень сильно сама. Дети всегда так рады меня осудить и напасть на меня. Таня осуждала за беспорядок в доме, Миша, уезжая с Линой за границу, за мою суету во время путешествий. И ничего они не видят: какой же порядок, когда вечно живут и гостят в доме разные лица, за собой влекущие каждый еще ряд посетителей. Живет и Миша Сухотин, и Количка Ге, и Юлия Ивановна Игумнова, и сама Таня. С утра до ночи толчется всякий народ.
И работаю я одна на всех и за всех. Веду все дела одна, без мужа, без сыновей, делаю мужское дело и веду хозяйство дома, воспитание детей, отношения с ними и людьми – тоже одна. Глаза слепнут, душа тоскует, а требованья, требованья без конца…
Готовлю в пользу приюта концерт. Много неудач. Дал Л.Н. плохой отрывок для чтения, Михаил Александрович Стахович взялся прочесть. Но и он, и Михаил Сергеевич Сухотин, и Таня, и я – мы все нашли отрывок бедным, бледным для прочтения в большой зале Собрания перед многочисленной публикой. Я попросила у Л.Н. дать другой, хотя бы из «Хаджи-Мурата» или «Отца Сергия». Он стал сердиться, отказывать. Потом точно стал мягче и обещал.
Все эти дни он мрачен, потому что слаб и боится смерти ужасно. На днях спрашивал он у Янжула, боится ли тот смерти? Как не хочется Льву Николаевичу уходить из этой жизни.
Боится смерти…
Был у нас 9-го числа музыкальный вечер. Играл С.И. свою «Орестею», пела Муромцева арию Клитемнестры с хором своих учениц. Пели еще Мельгунова и Хренникова. Всем было хорошо и весело в этот вечер. Но Л.Н. очень старался придать всему отрицательный и насмешливый характер, и дети мои заражались, как всегда, его недоброжелательством ко мне и моим гостям.
Когда все порядочные люди разъехались и Л.Н. уже надел халат и шел спать, в зале остались студенты, кое-кто барышни и Климентова-Муромцева. Стали все (выпив за ужином) петь песни русские, цыганские, фабричные. Гиканье, подплясыванье, дикость… Я ушла вниз, а Л.Н. сел в уголок и начал их всех поощрять и одобрять и долго сидел.
Проводила сейчас Таню в Рим с ее семьей. Давно я не плакала при разлуке с детьми: беспрестанно встречаешь и провожаешь их куда-нибудь. А сегодня, при этом ярком солнце на закате, так светло озаряющем весь наш сад и седую, оплешивевшую, грустную голову Льва Николаевича, сидящего у окна и провожавшего печальными глазами Таню, которая два раза возвращалась к нему, чтоб поцеловать его и проститься с ним, – все сердце мое истерзалось, и я и теперь пишу и плачу. – Видно, горе нужно для того, чтоб делать нас лучше. Даже небольшое горе разлуки сегодня сделало то, что отпала от моего сердца всякая досада на людей, тем более близких, всякая злоба, и захотелось, чтоб всем было хорошо, чтоб все были и счастливы и добры. Особенно жаль мне все это время Л.Н. Страх ли смерти, нездоровье ли или что-нибудь затаенное мучает его, но я не помню в нем такого настроения, постоянного недовольства и убитости какой-то.
Встала поздно; опять к Саше доктор, смазывал горло; все еще налет, жар меньше. Опять поехала на рынок с Марусей; купила пропасть дешевых деревянных и фарфоровых игрушек детям в приют; свезла их туда, большая была радость. Убирала детские вещи, которые готовила Таниному и Машиному ребенку – и оба родились мертвые. Ужасно грустно! Забот много с детьми, а радости мало!
Здесь мы отвлечемся от отношений и повседневности и взглянем на события более интересные.