Мой небесный друг
Шрифт:
И новый мир в струенье начинает проявляться.
И к нам является оно, как мира сотворенье,
Как будто в нас оно своё рожденье ожидало,
И что-то появления преграды все прорвало,
И сотворило в нас вдруг своё новое рожденье.
И новое приобрело перед глазами цельность,
В своей неразрушимой обновлённой ипостаси,
Как сон, обретший с явью напрямую нераздельность,
Входящий в нашем осознанье в полное согласье.
Быть может, это – то,
Что проявляется порой, и тут же исчезает,
Что нас удерживает здесь, и нами управляет,
Даёт нам смысл тот, каждый что по-своему трактует.
Ведь подлинное бытие движеньем обладает,
В нём кроется вся сущность всех вещей и проявлений,
Но в разных временах несёт всё разные значенья,
И то, что может нас спасти, оно вдруг проявляет.
Ведь духи существуют разных свойств и назначений,
Вещей есть души, как души всей одухотворённость,
Наличествует в творчестве такой Дух превращений,
Который смысл даёт всему, как и определённость.
Ведь обладает бытие цельностью двуединой:
Дух наделяет всех слепцов своим даром прозренья,
Так как в себе имеет пустоту и заполненье,
И может стать всего опорой или серединой.
Ведь суть деяния всего в основе – Недеянье,
И «Правила» творенье – суть «Без-правила» основа,
Нет в этом мире ничего стабильного, такого,
Где разрушенье не предшествовало бы в созданье.
Чревато бытие в себе «памятью», изначальной,
Потенцией, неразделённой, где есть абрис зримых
Вещей всех, нужных в мире или не-необходимых,
В среде обычной, или в ситуации, случайной.
И если нам надоедает простота, бесцветность,
То в сердце может возникать ритм, одухотворённый,
Где рушатся преграды, создаётся беспредметность,
И то, что обретает образ свой, определённый.
Когда мир феноменов рушится – вещей, явлений,
То мира, абсолютного, встаёт лицо так зримо,
Что силой нас влечёт к себе оно неодолимо,
Становится предметом, целью наших устремлений.
Впадая в медитацию, мы видим озаренье,
И все преграды нам разрушить в тот миг удаётся,
Мы в мире полное испытываем растворенье,
Когда мир абсолютный в сердце нашем создается,
И в этом самом кроется весть смысл самопознанья,
Когда мы проникаем в сферы истинной отчизны,
Минуты те, когда мы пребываем в созерцанье,
Становятся счастливым временем всей нашей жизни.
И наша слепота проходит, видим мы всё ясно,
Как будто проникаем в сам источник мирозданья,
На Небесах мы можем утвердиться полновластно,
Нам в этом помогает изменённое
(Согласно размышлениям монаха Ку-гуа «Горькая тыква»)
5. Слепой провидец
Чжэн Жэньцзюнь (1) сыном Чжэн Циньюэ в то время являлся,
Высокообразованным он был с обширным знаньем,
Делами теми же, что и отец, он занимался,
Владел большим среди столичной знати состояньем.
За вратами Шандун (2) в Лояне он имел поместье,
Где с младшим братом жил тогда он, с тётей и кузеном,
Кузен сестру имел, но с ней не жил уже он вместе,
За сыном Ян Гучжуна (3) замужем была, военным.
Из-за своей болезни потерял кузен там зренье,
Ресницы, брови выросли, так что глаза закрыли,
От линии волос до подбородка доходили,
Лицо его сердитости носило выраженье,
Горячей правая была щека его и красной,
А левая щека, как лёд, всегда была холодной,
Когда сердился, то гримаса виделась ужасной,
О нём немало распространялось молвы, народной.
К нему Жэньцзюня брат с тётей сочувствие имели,
Но что же это была за болезнь, они не знали,
Он много думал, часто проводил время в постели,
Имел предвиденья дар, и его все уважали.
В Лояне жил в то время мастер Чжэн, всюду известный,
Он магом был, гадателем, и находился в блеске
Своей карьеры чудотворца, храм имел свой, местный,
Цуй Линь (4) как раз тогда в инспекционной был поездке,
Через Лоян проехал и отправил приглашенье
Ему, чтоб встретился Чжэн с ним там для благословенья,
И чтоб потом в пути его был с ним в сопровожденье,
Так как о его качествах высокого был мненья.
Когда в Лоян уж возвращались, Чжэн тут спохватился,
И вспомнил, что усадьбу Жуньцзюня уже проехал,
Она лежала на обочине, и он поехал
Туда, где он во времена, былые, находился.
Когда к воротам подъезжал, в большое впал волненье,
Страх в сердце ощущал, считая в чём-то виноватым,
Он обвинил себя в тот миг в ужасном преступленье,
Достойным смерти, и сказал, что смерть будет расплатой.
Когда он прибыл, Чжэн Жэньцзюнь спросил, чего боится
Он в его доме, страх в обличие своём являя,
Ответил тот: «Не думал я, что в жизни так случится,
Что будет у меня за промахи судьба такая.
Несчастен я, так как смог на глаза вам показаться,
Чтоб даже быть измученным усталостью и жаждой,
Я знал, здесь родственник (5) живёт, не мог я удержаться,