Мой неожиданный Париж
Шрифт:
– Но несколько месяцев назад ты говорил…
Никита кивает.
– Да, я помню. Но тогда мне даже в голову не приходило, что ты так зациклишься на этой идее. Я думал, ты сама понимаешь, что это только мечты. Надеюсь, ты не будешь спорить с тем, что человек должен стараться поступать разумно – иначе вокруг будет хаос.
Он говорит о свадебном путешествии как о каком-то рутинном корпоративном мероприятии, которое должно укладываться в утвержденную смету. Любое отклонение от привычного распорядка заставляет его трепетать.
– Разумно? – дрожащим голосом переспрашиваю я. – Но свадьба
– Женя, ты уже не ребенок, – в его тоне тоже проступают ледяные нотки. – Ты должна понимать, что в жизни каждого человека есть определенные ограничения. Если ты успокоишься и хотя бы попытаешься подключить логику, то поймешь, что я прав.
Он считает себя правым всегда и везде. Честно говоря, это даже немного скучно.
Он монотонным голосом начинает объяснять мне, что взбалмошность и глупость ничуть не украшают женщину в глазах мужчины. Каждое его слово весомо и логично. И я знаю, что еще пять минут такого монолога, и я опять с ним соглашусь – как соглашаюсь почти всегда.
Белокурая красотка с обложки журнала смотрит на меня с презрением.
– Ты понимаешь меня, правда?
Страшно представить, что было бы, если бы люди всегда поступали рационально. Поэты бы не писали стихов, и мы не знали бы о Ромео и Джульетте. И Мона Лиза не волновала бы мир своей загадочной улыбкой. И люди бы не влюблялись.
Я качаю головой:
– Нет, не понимаю.
Он раздраженно вскакивает с кресла и принимается мерить комнату шагами.
– Ты просто не хочешь понимать!
Я поднимаю на Никиту полные слёз глаза.
– В жизни должно быть место празднику.
– Женька, ну что ты как маленькая? Это просто красивые слова. Ты сама прекрасно понимаешь – ни в какой Париж мы не поедем! Никогда!
Каждое слово хлещет больно, наотмашь. Зачем он так? Это всё равно, что отнять игрушку у ребенка. Большого ребенка. Вот только что, секунду назад, была у человека мечта…
Я сжимаю кулаки и кричу:
– Врешь! Мы поедем! Поедем!
Всё еще можно исправить. Ему достаточно меня поцеловать и прошептать на ушко: «Конечно, поедем, котенок. Только не сейчас, а чуть позже. На годовщину свадьбы, например». И я бы успокоилась и постаралась поверить, и даже, как послушная девочка, стала бы звонить в Вологду, чтобы предупредить Настю о нашем приезде.
Но Никита не готов идти мне навстречу. Он даже не пытается скрыть раздражение.
– Мне кажется странным, что мы не можем понять друг друга в таких элементарных вопросах. Я думал, у нас с тобой гораздо больше общего. Извини, но мне кажется, что несмотря на свои тридцать лет, ты не вполне готова к серьезным отношениям. Твое ребячество ставит меня в тупик. Не обижайся, но мне кажется, что будет правильно на некоторое время отложить подачу заявления в ЗАГС и пожить отдельно. Мне неприятно это говорить, но нам нужно сначала понять, что этот брак разумен.
Меня уже тошнит от слова «разумный». И от Никиты, кажется, тоже.
– Хорошо, что мы еще не сообщили никому о предполагаемой свадьбе, – добавляет он, надевая пальто, – пришлось бы что-то придумывать, оправдываться. Если ты не возражаешь, за своими вещами я заеду завтра. Сейчас, боюсь, я не в состоянии об этом думать.
Я знаю, что он говорит это сгоряча. Завтра он поймет, что раздул из мухи слона, и будет готов помириться. Но мне уже тоже вожжа попала под хвост.
Я открываю ему дверь и, нацепив на лицо улыбку, вежливо сообщаю:
– Если не трудно, позвони перед тем, как приехать. Мы с Дашей идем в театр. Я надеюсь, ты не собираешься взять с собой ключи?
Он демонстративно кладет ключи на тумбочку и, укутав шею шарфом, выходит из квартиры. Я едва сдерживаюсь, чтобы с шумом не захлопнуть дверь.
4
– Ты с ума сошла! – восклицает Даша, и глаза у нее делаются круглыми, как блюдца.
Не понимаю, чему она удивляется. Я всего лишь проявила характер – совсем так, как она и хотела. И пусть мы с Никитой поссорились не из-за Турции, а из-за Парижа, но какая разница?
– Ты что, позволила ему уйти? И сегодня ему не позвонила? Не понимаю я тебя, честное слово. Вы так долго налаживали отношения. И вот теперь, когда дело вполне могло дойти до свадьбы, ты ведешь себя как идиотка.
Если бы она знала, что на этой неделе мы с Ником собирались подавать заявление в ЗАГС, она ругала бы меня еще сильнее.
– Надеюсь, ты понимаешь, что в тридцать лет найти мужчину, которого ты можешь заинтересовать дольше, чем на одну ночь, весьма непросто? Конечно, Никита – не идеал, с этим я не спорю. Но он – серьезный и надежный. Он не из тех, кто бегает за чужими бабами, и каждую копейку он несет в семью.
Я нахожу в себе силы хихикнуть:
– Именно, что копейку!
Даша отвлекается от бокала с белым вином и смотрит на меня с удивлением:
– У тебя что, есть другие кавалеры? Которые зарабатывают больше, чем он, и готовы осыпать тебя бриллиантами?
Нет, таковых у меня нет. Да и откуда им взяться, если все выходные я сижу с Никитой дома и, пока он возится со своими балансами, кормлю его завтраком, обедом и ужином? Поразительно, почему он при всех своих бухгалтерских способностях не хочет найти более высокооплачиваемую работу? Он давно уже вырос из своего крохотного ООО и вполне мог претендовать на должность главбуха в какой-нибудь солидной конторе. Я спрашивала его об этом, и не раз, но вразумительного ответа он мне так и не дал. Наверно, новая работа пугает его ничуть не меньше, чем новое путешествие.
– Не глупи, Женька! Если цена вопроса – поездка к его сестричке на дачу, так наплюй на всё и поезжай.
– На дачу? – зачем-то переспрашиваю я.
Даша наливает себе еще вина, и кивает:
– Да, Женечка, на дачу! И не фыркай, пожалуйста! Ты спросила его про Париж – не спорю, может быть, нужно было попытаться. Но не стоит настаивать на этой бредовой идее. Он не из тех мужчин, которые готовы потратиться на миллион алых роз. И это даже правильно. Потому что романтичные художники хороши только в песнях и в книжках. А в семейной жизни главное – чтобы было тепло и сытно. А Париж – это не для нас, Женечка! Он – для таких, как вот она, – и Дашка кивает на уже набившую мне оскомину белокурую стерву из «Cosmopolitan».