Мой обман
Шрифт:
— Ладно. Я сделаю, как ты просишь, но я не могу запретить ему не приходить. Мы обо всем с Мишей говорили и решили не сообщать твоим родителям. Если надо, скажешь сама.
— Спасибо. Правда. Им точно не надо знать. Как можно дольше. Можете у Миши забрать кое-что мое. В верхней ящике моего рабочего стола остался мой телефон, а тот рабочий я ему верну. Новому сотруднику он пригодится.
Она никак не комментирует это известие, но понимает, что я теперь без работы.
— Хорошо, я попрошу Мишу.
Я тяжело вздыхаю.
— Ты
— Мне в туалет надо, поможете встать? — Пытаюсь упереться локтем в жесткий матрас и приподняться.
— Туалет тебе пока для тебя закрыт. Сейчас найду горшок, — усмехается она по-доброму.
— Я не хочу так, — машу головой и падаю на подушку. Снова упираюсь рукой в кровать и хочу перевернуться.
— Лера, ну куда ты пойдешь? — она говорит и не слышит меня.
— Я не не инвалид и не беспомощная, — повышаю голос. — Я не буду ходить в горшок. Я сама смогу дойти.
— Лерочка, тише, — успокаивает меня, смягчая голос. — Это временно. Завтра сама пойдешь, но сейчас тебе нельзя вставать.
— Я не буду… — слезы жгут душу от осознания своей беспомощности. — Помогите мне встать.
— Девочка моя, — она наклоняется и прижимает к себе, — ты все можешь сама, ты здоровая и сильная, но именно сейчас нельзя вставать. Ты же не хочешь причинить малышу вред. Не думай об этом. Ну не плачь, — она вытирает мои слезы.
А мне даже в глаза стыдно ей посмотреть.
— У меня никогда не было своих детей. Дай позаботиться о тебе. Это не стыдно — принимать помощь.
Я зажмуриваюсь и несколько раз еле киваю ей.
— Умница, я помогу тебе…
Я боялась дышать и шевелиться, чтобы не сделать хуже ребенку. Тело все больше затекало, но слабость и все та же туманность в сознании давила и постоянно кидала в сон. Постоянные капельницы и осмотры. Врач обещал перевести в палату в ближайшее время. Может там будет не так одиноко. И я снова проваливаюсь в посленаркозный сон и просыпаюсь от того, что кто-то гладит мою руку.
Перебирает пальчик за пальчиком и подушечками ведет по коже. Мне и глаза не надо открывать, чтобы понять, кто это. Его аромат я не спутаю ни с чем. Но я, правда, не хочу этой жалости сейчас. Он игнорировал меня месяц. Показывал, насколько как человек я ему безразлична, а как девушка, которая его бросила — ненавистна. Намека не подал, что что-то можно вернуть, а теперь сидит тут и жалеет.
Я же просила не приходить. Это сейчас так эгоистично. Ему хочется. А мне сейчас хочется спокойствия. Он будет извиняться, а мне что — страдай и нервничай теперь? Но он не пытается разбудить меня, а я не показываю, что не сплю.
Наши воспоминания перелистываются в памяти, как странички ежедневника. Сложно забыть те яркие ощущения, но больнее
Я наклоняю голову чуть в сторону от него, как будто во сне. На самом деле мне просто надо, чтобы он не увидел, как слезинка оставляет след на коже. Он продолжает сидеть, мягко и равномерно поглаживая мою руку. Я утопаю в этих колыханиях и нежности. Все, о чем я успеваю подумать, прежде, чем снова провалиться в дрему, что сегодня пятница, а по пятницам он куда-то уезжал. Но не сегодня. Хотя может он просто устраивал себе выходной.
Когда просыпаюсь, его уже нет. Зато в гости заглядывает тетя Нина.
— Смотри, что я принесла. — Она приоткрывает пакет и дает заглянуть внутрь. Медведь, которого я купила тогда. — Врач сказал, что тебя переводут в палату скоро. Но ты задержишься в больнице минимум на месяц. Давай создадим тебе тут уют, как дома.
Я тяну руку, чтобы забрать мишку, но тетя качает головой.
— В реанимации нельзя, когда в палате окажешься, тогда достанешь.
— Может я могла бы и дома лежать?
— Может и могла бы. — Она улыбается и поправляет мне одеяло на ногах, — но ты после операции, к тому же мне спокойней, если ты будешь под присмотром врачей.
— Вы говорили им? — Я ловлю ее взгляд, чтобы понять, зачем он приходил.
— Говорила, как и обещала. Я с ними обоими поговорила, отдельно.
— Только он все равно пришел.
— Вот Мишка, — поджимает губы, — я ему устрою. Обещал же, что не пойдет. Что он сказал?
— Ничего, пожимаю плечами, я сделала вид, что сплю. Давайте не будем о нем.
Я хочу у нее спросить про Алису, но догадываюсь, что она скажет. Конечно, она сожалеет. И я не хочу быть злопамятной, но я-то помню, как сказала ей последнюю фразу, что съеду с ее квартиры. А она не возражала…
— Вам все равно надо будет поговорить с Мишей, когда ты будешь чувствовать себя лучше. Лера, а у тебя правда не было денег на жизнь? Миша с Алисой начали анализировать твое поведение. Он как-то сам собрал все и понял, что у тебя происходит.
— Это он может, когда захочет. Только раньше его что-то не интересовало это. Но у меня действительно не было денег. Отец все забрал и заблокировал карточки.
Все и так уже всё знают, поэтому скрывать и врать просто надоело.
— Кстати, ты еще у него работаешь. Он сказал, что тебя никто не увольняет. Поэтому, когда будешь готова, можешь продолжить работать из больницы. Просто он разделил работу. Но ты по-прежнему работаешь у него и ему нужна твоя помощь. Думаю, он сам тебе все расскажет.
Я не знаю — радоваться этому или нет. Деньги лишними не будут. Жить просто так за чей-то счёт я теперь не хочу. Я ведь почти тридцать лет зависела от отца, а потом оказалась там, где оказалось. Поэтому больше зависеть от кого-то не хочу.