Мой палач

Блэк Дана

И не может не знать, что это такое и откуда засосы.

Едва шевелюсь, лишь слабо пускаю руками круги, под водой перебираю ногами, мне вдруг становится трудно дышать. Взгляд Марка медленно поднимается к моему лицу, потемневший и глубокий, он никогдв в жизни не смотрел на меня так.

Как на женщину.

– Слушай, Ань, - его голос хриплый, будто простуженный, он подплывает ближе.

И я, не сдержавшись, сама подаюсь навстречу, рывком, с размаху впечатываюсь в его губы, забываю, что он не любит на людях чувства проявлять,

мне на это плевать, ведь я в них нуждаюсь, в этих его чувствах, они мне необходимы сейчас, больше воздуха.

Он отвечает после долгой заминки, когда мне уже кажется, что возьмет и отодвинет меня, он прижимает меня теснее, наши полуголые тела почти слиты воедино, и у меня дух захватывает, когда его язык скользит в рот, глубоко и влажно, это настоящая пытка, я дрожу и в пропасть лечу, цепляюсь в его шею, обвиваю ее.

Его руки тянут, путают мокрые волосы, ладони давят спину, мы плывем будто бы, все дальше от берега, или мне мерещится, в моих закрытых глазах танцуют черти, и это такая дикая пляска, на ритуал похожа, это танец похоти и разврата, греха и порока, жадности и жажды, просто нервотрепка для моего измученного за последние сутки мозга.

Где-то далеко на фоне по-прежнему раздаются визг и смех, эти звуки приглушены, незримой стеной отгорожены, невнятные и неважные. Я слышу другое - оглушающе-громкий щелчок, с которым пальцы Марка расстегивают бюстгальтер, и кожа горит, когда мокрые чашечки сползают все ниже и ниже, оголяя меня, лишь в трусиках остаюсь, вжимаюсь в него грудью, соски трутся о мужское тело, я голову теряю от того, насколько может быть хорошо.

И вздрагиваю каждой клеточкой, когда из другого мира словно, звучит негромкий, как ушат воды ледяной голос:

– Ты потеряла бюстгальтер, Аня.

Глава 18

– У меня складывается такое ощущение, Аня, выговаривает мама и расхаживает возле стойки мини-кафешки под навесным полосатым тентом, - что чем старше ты становишься - тем глупее.

– Спасибо, - кисло улыбаюсь и кошусь на Марка.

Мокрый, взъерошенный, недовольный, нас застукали в озере, и мы с ним оба совершеннолетние, а будто бы она поймала нас на родительской кровати, так осуждающе она смотрит и качает головой.

– А ты, Марк, - поворачивается к нему мама.
– Взрослый ведь человек, что творишь? Полный пляж отдыхающих, там дети в нескольких шагах купались, а вы что устроили?

– Хватит меня отчитывать, Лиза, - Марк поправляет сползающее белое полотенце, замотанное вокруг бедер.

Глаз не могу оторвать от его фигуры, широкой загорелой груди, дорожки волос от пупка вниз, такие холеные с ного до головы идеальные мужчины не ходят по обычным пляжам средней полосы страны, их можно встретить лишь на заграничных курортах.

Небрежным жестом он трогает грудь, что-то стряхивает, или ему кожу стянуло от этой грязной воды.

А я представляю, что он только из душа вышел,

и на кухню зашел, где я готовила ему завтрак.

– А если ты сам не понимаешь, Марк, - мама забирает со стойки коктейль, - раздевать мою дочь на глазах у всего пляжа...

– Да ладно, - он бросает взгляд на меня. Быстро обизывает губу.
– На пляже все полуголые. А мы были в воде.

– Эти полуголые, милый мой, - она поправляет лямку синего купальника, - не устраивают эротическое шоу, люди отдыхать пришли, загорать, купаться, а не смотреть на ваш слюнообмен. Постыдились бы!

– Никто на нас не смотрел, Лиза.

– Ты вместе того, чтобы спорить - голову включай, - губами она ловит трубочку.
– И не позорьте меня, я...

– Я не собираюсь перед тобой оправдываться, - обрывает Марк.
– К чему сейчас твоя мораль? Сама знаешь. За нравственностью прячется злоба. Ты злишься, Лиза, и решила почему-то сорваться на мне.

– Марк, попридержи язык, - ледяным тоном советует мама.

– Это я уж сам как-нибудь решу, - он забирает у бармена высркий стакан с апельсиновым соком.
– Идешь?
– говорит мне.

Сползаю с табурета.

– Сиди, Аня, - мамина рука властно опускается на мое плечо.
– Марку надо остыть и подумать, во всем ли он прав.

– Ты не включай только училку опять, - он морщится. 

– Я заслуженный педагог, Марк, - ее голос еще на несколько тонов скатывается в абсолютный минус.
– Я тебе образование дала. Благодаря мне тебя в Германию пригласили. Ты моими связями пользуешься, - перечисляет она и сжимает мое плечо так, словно это я ей надерзила, свое тихое бешенство срывает на мне.
– Иди, остудись. Сок свой пей.

Он что-то невнятно ей отвечает и разворачивается, выходит на песок.

Молча смотрю ему в спину.

Хочется за ним пойти, но есть чувство, что он сейчас не за нас заступался, а просто они с мамой друг другу доказывали, кто из них умнее.

Он ведь за всю перепалку всего раз на меня посмотрел, мельком. И это после того, что было в озере, после тех поцелув и объятий.

– Когда я тебе говорила, что Марк хороший вариант, - поворачивается ко мне мама и раздувает ноздри.
– Я имела ввиду, что тебе пора кольцо на палец просить. А не обжиматься с ним у всех на виду. Скажи мне, в кого ты такая глупая?
– она со вздохом прикладывается к трубочке.

– А ты умная - верчу перстень.
– Рассчитывать, в каком году выйти замуж, в каком родить первого ребенка, успеть защитить диссертацию до рождения второго, отправить дочь в казарму, чтобы увеличить шансы на повторное замужество, все это классно, Лиза.

Она выпускает трубочку изо рта, смотрит на меня и недоверчиво хлопает ресницами, словно не верит, что я такое сказала.

Но я тоже, устала делать вид, о том, что она не женщина, а робот вечно твердит папа, а про пансион - моя личная обида, глубокая и непреходящая.