Мой папа - Дед Мороз
Шрифт:
Тоска сжала сердце. Илья поморщился, сделав жадный глоток обжигающе горячего чая. Ну, ты чего, Левин, расклеился? Соберись, – дал себе установку Илья. – Соберись… Позвони Наде. Она ведь ждет. И, наверное, волнуется!
Надя… Илье она нравилась невероятно. В ней все ему импонировало: ее лицо, глаза и фигура, то, как она двигалась, и что говорила. Рядом с ней он испытывал до этого незнакомый, необъяснимый, небывалый какой-то восторг. Илья почувствовал его еще там, в лифте. Непостижимый. Противоестественный даже. С ним никогда до этого такого не случалось. Хотя всякое в жизни было. И женщины,
Илья редко вспоминал о той ночи. Не до этого было как-то. Он вообще в то время себя не помнил. А вот ее почувствовал. Ведь это была она?! Она! Не могло быть иначе. Даже сквозь собственную боль ее разглядел. Надю. Надежду. Наденьку… Никак иначе Илья себе не мог объяснить того, что в ту ночь случилось. Ну, не был он падок до женщин. Не был! А Надя… она ведь вообще ничего не соображала. Выходит, он воспользовался ее состоянием, что совершенно с ним не вязалось. Такого в принципе не могло быть. Но ведь случилось! А значит, уже тогда он почувствовал что-то необыкновенное. Что в итоге и заставило его сделать то, что он сделал!
И как благословление… сын! Его сын. Он даже не сомневался. А тут этот… человек нехороший. И ревность. Липкая, черная… Дикая! Илья и не думал, что на такую способен. Её лишь волнение о бабке чуть притушило. А теперь вспомнил – и снова вспыхнула, пронеслась по венам отравой!
В глубине квартиры скрипнула дверь. Послышались тяжелые шаги. Илья вскочил на ноги:
– Ты чего бродишь? Ну-ка, отправляйся в постель…
– Чего это ты раскомандовался? Я что – умирающий лебедь? В постель… - ворчала бабка, наливая из графина воды.
– Позвала бы меня, я бы, что, тебе воды не принес?
– А я, что, сама не в состоянии?
– У тебя давление под двести! Ляг немедленно.
– Нет, вы поглядите на него! И как я без тебя жила? С давлением?!
– Понятия не имею! Но вижу, я вовремя вернулся.
– Вот еще! – фыркнула Сара Соломоновна. – Даже не мечтай, что будешь командовать, когда мне лечь, а когда встать. Я еще при памяти. И вообще… Что значит – вернулся? Как долго ты еще планируешь здесь оставаться?
– В каком это смысле?
– В прямом! Тебе годков сколько? Взрослый мальчик. А все туда же… бабушка с ним, видите ли, нянчится!
– Или я с ней, - засмеялся Илья, справедливо рассудив, что если к бабке вернулась вредность, значит, умирать она точно раздумала.
– Ты это… давай, прекращай зубоскалить и подумай о покупке квартиры. А может, и дома. Надежду с сынком куда жить приведешь? Ко мне?
Илья почесал в затылке. Он и сам
– Не думал, что ты станешь меня выгонять! – наиграно возмутился Илья.
– Клоун! – резюмировала бабка.
– Да съеду я, съеду, – снова улыбнулся Илья.
– Только после того, как все отгуляют. Кто мне сейчас квартиры станет показывать? Никто уже не хочет работать.
– Как - кто? То есть как это - кто? А Зоя Яшина чем тебе не угодила?
– Зойка? Она что, в недвижке работает? – удивился Илья, вспомнив свою одноклассницу, которую не видел уже, наверное, лет семь, а то и все десять.
– Зойка-Зойка. Она это… как его, бишь…
– Риелтор?
– Вот-вот. Напридумывают же слов! Я ей звонила утром. Она обещала помочь… Сейчас. Где-то у меня телефон записан…
– Твое желание меня поскорее выдворить даже как-то обидно! – возмутился Илья, наблюдая за бабкой, которая, подслеповато щурясь, перебирала узловатыми пальцами листы старой записной книжки в поисках номера той самой Зойки.
– Ишь, какой обидчивый! А так и не скажешь… Ага. Вот номерок-то! Зойка мне сказала, что у нее есть на примете несколько вариантов… Так что ты, это, позвони Зойке-то. А я, и правда, пойду, полежу. Что-то как-то голова кружится. Говорили, что на солнце магнитные бури. И чего они там бушуют…
Илья проводил взглядом сокрушающуюся бабку и пододвинул к себе телефон. Зойке звонить было, наверное, уже поздно. А вот Надя ждала звонка… Чуть помедлив, он все же взял трубку.
Чего Надя не ожидала, так это прихода соседа.
– Ярик? Привет! Что-то случилось? – спросила она, настороженно оглядываясь на застывшую в дверях кухни Нельку.
– Эээ… нет. Я просто… Я… хотел с Нелли… Владимировной поговорить.
– А откуда ты знаешь, что она здесь? – подозрительно сощурилась Надя.
– Ну, так в окно случайно увидел. – Ярослав вытянул мощную шею и выглянул из-за ее плеча. Надежда проследила за его взглядом и вскинула бровь, как бы спрашивая у Нельки: его сразу послать или потом?
– Ах, из окна… Не-е-ель, тут тебя из окна увидели и хотят поговорить… - издевательски протянула Надя. Нелька сглотнула. Ну же, девочка, давай, соберись! Утри нос этому… этому… гаду! И будто почувствовав просьбу подруги, Нелли сделала шаг, другой им навстречу, выходя из тесного коридорчика, ведущего из кухни в прихожую.
– Ярослав? Здравствуй.
– Эээ… привет. Я тут… в общем…
– Хотел поговорить, – равнодушно повторила Нелли, и Надя чуть было не зааплодировала ей. Ну, надо же! Ну, актриса!
– Эээ… Да. Да… Хотел. Мы можем выйти?
– Куда? – удивилась Нелли.
– В подъезд?
– Ну… Можно и ко мне…
– Нет. Не думаю, что это удобно.
Ярослав еще немного помялся на пороге. Вздохнул. Растер шею и снова на нее уставился. Десять лет прошло с их последней встречи, а горечь никуда не делась. Нелли где-то слышала, что для того, чтобы избавиться от любой, даже страшной болячки, нужно простить и отпустить все обиды, которые человек накапливает в течение жизни. И она ведь думала, что смогла. Простить… А нет. Один вид его – кислотой по зарубцевавшимся ранам…