Мой папа самый лучший
Шрифт:
Набираю в легкие воздуха, чтобы что-то сказать, как мужчина меня опережает.
— Ты тоже меня пытаешь, детка. Я не могу быть все время хорошим Мироном. Мне часто хочется быть плохим!
Я чувствую, как он усиливает натиск своего тела, при этом освобождая свою левую руку. Запускает ее под мою толстовку, и, накрыв ладонью грудь, спрятанную бельем и топом. Сжимает нежно. Со страстью.
Я не могу сдержать стон.
Со стыда сгореть можно…
А хочется сгорать от чего-то другого. Во мне просыпается
Его рука под моей толстовкой не спеша изучает мое тело. Или повторяет изученное минувшей ночью.
— Я тоже могу быть плохой девочкой, — прошептав чувственным голосом, трусь кончиком носа о его нос и открыто смотрю в глаза Мирона.
Избавляю тело от лишнего напряжения, делая его более податливым.
— «Можешь» или «хочешь»? — коварно спрашивает, пытаясь прочесть ответ на дне моих глаз.
— А какой вариант тебе нравится больше? — игриво изгибаю бровь, попутно приказывая своему телу расслабиться. Вот только коленки все же подрагивают.
Мои ладони плавно опускаются на твердые сильные предплечья. Тяжело дыша, заглядываю в потемневшие глаза мужчины. И, еще не успев окончательно сформулировать про себя вопросы, я получаю весьма откровенные и исчерпывающие ответы.
Приходится затаить дыхание, когда шероховатые подушечки пальцев скользят по верхнему краю моей маечки… Трудно сдерживать стоны, когда он так интимно прикасается к моему телу.
— Волосы… я хочу распустить волосы.
Мирон дает чуть пространства моим рукам. Я поднимаю их и ловко разбираю прическу.
— Так лучше? — спрашиваю я, опуская руки на его плечи.
Вместо ответа он жадно целует мои губы. Я обнимаю его, и мы отстраняется от стены.
— Ли-и-за, — на секунду оторвавшись от меня, хрипит Потемкин.
— Мирон, — он полностью овладевает моим вниманием, и больше я не думаю ни о чем.
Глава 17. Я и Ты
Лиза
— Почему мне не хочется спать? — качая обнаженной ступней из стороны в сторону, спрашиваю я.
С лица не сходит улыбка и я, то и дело смотрю на Мирона и застенчиво отвожу глаза.
Смотрю и отвожу взгляд снова.
Сбросив подушки и одеяла, мы устроились прямо на ковре спальни. Сидим друг напротив друга.
На мне белье и рубашка Мирона. Он в пижамных штанах в мелкую цветную полоску и белой майке.
Я пью воду, Потемкин — легкий коктейль.
— Потому что не хочешь спать, детка, — сияет он и подносит коктейль к губам.
— Какой банальный ответ. Думала, что ты сейчас разразишься новой шуткой и или опять начнешь ерничать, — убираю волосы с лица, перекидываю их на другое плечо.
— Ты меня плохо знаешь. Я не всегда ерничаю.
— Это точно! — безоговорочно соглашаюсь
Беру огромный бокал с водой и всматриваюсь в него на свету.
— На сей раз это обычная вода, Мирон? Больше не будет никаких сюрпризов? — устремляю взгляд на него.
— Непременно будут, крошка! Иначе я буду не я.
Впервые вижу его таким расслабленным.
— Через несколько часов на работу. Я не хочу опоздать. К тому же мне нужно заехать к себе и переодеться.
— Ну так заедешь, кто тебе мешает, — как ни в чем не бывало отвечает хозяин дома и беспечно пожимает плечами.
— Значит, ты меня не отвезешь? — слегка хмурюсь.
— Нет. В офис мне надо рано, поэтому заедешь сама. Ты ведь не маленькая девочка.
Улыбка исчезает с моего лица.
— Хорошо. Закажу такси.
— Зачем такси? У тебя есть своя машина, Лиза.
Смотрю на него так, будто он меня совсем не понимает.
— Машина стоит на парковке спорткомплекса, — напоминаю я.
Фирменный оскал Мирона вводит меня в заблуждение.
— Она оставалась там…
— Ее пригнали, детка. Твоя матрешка греется рядом с моим мерином.
— Серьезно?
— Сходи, проверь, — незамедлительно предлагает Потемкин.
— Почему ты назвал мою машину «матрешкой»? Она новая и красивая.
— Она красная, — усмехается Мирон.
— Все девочки любят красные машины. Большинство то уж точно! — обиженно скрещиваю руки.
— Банальщина!
— Ничего не банально! Эту модель девушки предпочитают нечасто, — доказываю я. — Почему ты, Мирон, даешь всем клички? А меня редко зовешь по имени? Честное слово. Я не «детка»! Бесит. И не называй мою машину «матрешкой».
Мой спич откровенно смешит Потемкина. И то, что я завожусь тоже.
Выдыхаю. Стараюсь собраться с мыслями и уже спокойнее высказываю просьбу:
— Нет, Мирон, в самом деле, можно вежливее?
— Можно! Ложись в кровать, — на полном серьезе произносит он.
— Ты не исправим! — мотая головой, едва слышно выдыхаю я.
Кому я что доказываю?
— Ты это прекрасно знала, ЛИ-ЗА, — Потемкин намеренно делает акцент на моем имени, чтобы я удовлетворилась.
Закатываю глаза и молчу, осознав, что он меня нарочно провоцировал.
— Ты хотела поговорить о банальном, вот и поговорили, — ерничает он.
Задумчиво поправляю волосы.
— Значит, завтра мы едем на двух разных машинах?
— Ты уже скучаешь, крошка? — обезьянничает он.
Закатывай, не закатывай глаза — толку не будет. Надо научиться воспринимать этого мужчину таким, какой он есть.
— Да. Уже скучаю, — губы растягиваются в грустной улыбке.
— Моя сладкая. Иди ко мне, — Потемкин делает руками характерный зовущий жест.
Прежде чем сдвинуться с места, я тихо спрашиваю: