Мой препод Укротитель
Шрифт:
Я сдавленно угукнула и, затаив дыхание, повела головой. Хотела искоса видеть Бранова, правда, у меня от этого едва косоглазие не случилось. Одновременно обследовать дверь и глядеть в лицо смерти – та ещё задачка.
– Поняла? – продолжал менторским тоном терзать меня препод. – Если да, тогда повтори.
– Не угрожай тому, кто сильнее, – послушно оттараторила я.
– Хорошо, – Бранов чуть прищурился и пальцы его на моём локте сжались сильнее. – И никогда не груби тому, кто умнее тебя. Не лезь туда, куда не просят. Не вмешивайся в то, чего в корне не понимаешь и...
– И не приведи господь снова связаться с тем, кто обладает сверхъестественной силой, – добавила я с истеричным смешком, но Бранище инициативу не одобрил.
Доминант, похоже, чтоб его…
– Да лучше вообще клюв не раскрывай, Синица, – негромко, словно самому себе проговорил аспирант. – Пока не нашлись "добрые" люди и кляп в рот не сунули.
Синицы… кляп? У меня от страха будто слуховые галлюцинации начались. От отчаяния и нереальности происходящего я и не заметила, как потянулась к лямке ремня безопасности на груди. Сдавила пластиковые лапки зажимов.
Щелчок!
Аспирант вынырнул из суровой задумчивости. Даже вздрогнул будто бы. А я, не дожидаясь, пока он достанет из бардачка какие-нибудь особо жуткие орудия пыток, воспользовалась секундной заминкой и с воинственным ором: «Вива ла революсьон!»* – рванула в промежуток между сидениями.
*Viva la revoluci'on – да здравствует революция
Надежда на то, что задние двери не заперты, была мала. Но и сложа руки сидеть толку немного. Правда, борьба за свободу оказалась недолгой – мой Виннипуший пуховик как мог предательски стеснял движения.
Мгновение, оставшееся в памяти одним сплошным пятном, и я, вопреки тому, что клещом цеплялась за сидение, оказалась обхвачена поперёк талии.
Рывок, и крепкие ручищи даже дышать не дают. Сдавили грудную клетку до хруста, а такой уютный, с легкими древесными нотами глубокий аромат окутал, словно те самые крылья из сна. Сгустил темноту и отгородил от мира. Привязал...
Взбрыкнув, я так и охнула. Эт-то еще что за стокгольмский синдром?!
– Гадкий… аспирантишка… гад-кий…
Возвращая независимость и пытаясь больше не дышать носом, чтобы вновь не съехать в ваниль, я царапалась и брыкалась. Визжала, тянулась к сигнальной кнопке на руле, пыталась укусить препода и ругалась до тех пор, пока силы не покинули, а слова в жалобные хрипы не превратились.
Дёрнувшись напоследок, я обмякла с обречённым всхлипом.
Странное дело, но аспирант будто бы просто зажал меня в тесных объятиях, максимально блокируя движения. Ни придушить, ни каким бы то ещё способом умертвить даже не пытался!
Посидели в тишине пару секунд.
– Успокоилась?
– Угу…
Бранов разжал хватку, и я переползла на отдельное кресло.
– Viva la revoluci'on?* – с приятным акцентом и явным смешком переспросил он. – Ты серьёзно?
– У нас языки… в школе были, – выдохнула сбивчиво.
– Языки, значит, – покачал головой аспирант, оправляя раскатавшиеся в пылу сражения рукава рубашки.
Выглядело это угрожающе. Так в кино делают крутые парни, решившие выбить из кого-то всю дурь. Но Бранище ведь не похож на того, кто может избить женщину! Кажется...
– Ян Викторы-ыч, – взвыла я, вжавшись в спинку кресла. – Я могила! Честное слово, могила! Будь вы хоть масоном-сатанистом, никому ничего не скажу!
Да и некому, если уж быть честной. Кто мне поверит?
– Не кричи. Знаю, что не скажешь, – равнодушно бросил аспирант и развернулся ко мне лицом, серьёзно нахмурив брови.
Вот тут нервишки у меня и сдали.
– Клянусь, молчать буду! Только не бейте! – заревела я теперь уж совсем натурально. – Отпустите! Не отправляйте опять в болото к змеям!
Аспирант воскликнул что-то, выставив руки ладонями вперёд. Кажется, хотел коснуться моего плеча, но благо передумал. Отпрянул с возгласом:
– Да ты в окно-то выгляни! Чего ревёшь?
Я проморгалась и уставилась в молочно-белую белизну. Это ещё что за мгла? Что я увидеть должна? Серую безысходность и мир напоследок?
Поняв, что я тупо гляжу перед собой, аспирант в негодовании цокнул и вновь потянулся ко мне. Я шарахнулась, вжавшись в спинку кресла, но он лишь дотянулся до окна и поелозил ладонью по стеклу.
– Запотело… – прошептала я, прильнув носом к мокрому окну.
Снег сошёл на нет. Фонарей тоже раз-два и обчёлся. Только плотные ряды гаражей обступили нас со всех сторон, а над ними вдали…
– Это общага, что ли? – я обернулась, затаив дыхание. – Моя?
– Твоя, – без намёка на усмешку ответил аспирант и задумчиво провёл пятернёй по коротким, торчащим забавным ёжиком, волосам. – Ну ты и правда, совсем…
Бранов нервно хохотнул, крутанув пальцем у виска.
– Так я же не знала… Я думала, вы меня сейчас тут!..
– Да нужна ты мне сто лет в обед.
Аспирант нажал на кнопочку на панели, и в двери щёлкнуло.
– Я могу идти?
Бог мой... Неужели всё обошлось? Неужели четвертование и расфасовка конечностей по пакетам отменяется?
– В добрый путь, блаженная, – подтвердил Бранов и снова усмехнулся, отводя взгляд.
Я несмело подняла рычажок, и дверь отворилась. Одной ногой ступила на дорогу и мигом почувствовала себя в безопасности. Обернулась.
– Ну вы и изверг, конечно.
– Иди уже.
Я послушно перекинула вторую ногу и выползла из машинных сумерек. Луна, размером не больше пятирублёвой монеты, едва проглядывала из-за облаков. Небо медленно, но верно прояснялось, обнажая россыпь звёзд.
– Так а зачем всё-таки приезжали? – заглянула я напоследок в салон. – Чего хотели-то?
Аспирант положил руки на руль и не глядя ответил.
– Не твоя забота. Чего хотел – узнал. Топай давай отсюда.
Распрямившись и задрав голову, я с облегчением выдохнула, выпуская клубок пара. В чудесное спасение верилось с трудом, но любопытство, давным-давно вытравив благоразумие, разевало рот с голодным плачем. Ему информации было слишком мало.