Мой самый любимый Лось
Шрифт:
— Или не стану, — согласился он. — Подай мне полотенце, пожалуйста.
Его голос был таким будничным, ровным и спокойным, что Анька позабыла, с кем разговаривает и, не ожидая подвоха, послушно шагнула к нему, протягивая белое махровое полотенце.
Вмиг горячие руки обхватили ее, и визжащая Анька была втянута в душевую кабину, под горячий душ, который мгновенно превратил ее свадебную прическу в насквозь мокрые пряди, уныло повисшие вдоль лица, и сделал ее невесомое белое белье тяжелым и неприятным.
— Лось! — верещала Анька, трепыхаясь в его руках и визжа. — Нельзя! Перегреваться! Мне!
Возбужденно сопя, Лось
— Лось, ты все испортил, — между парой поцелуев возмутилась Анька, совсем позабыв, что сама хотела пошалить.
— Не-а, — просопел Лось, склоняясь и чувствительно прихватывая губами ставшие таким чувствительными соски девушки. — Моя. Моя. Хочу тебя.
До этого Лось не выражал свое желание словами, но сегодня, видимо, был особый случай, если он произнес это вслух, а затем, не церемонясь, просто варварски, стащил с мокрой Аньки мокрые красивые трусики и, даже не удосужившись насладиться их красотой, опустившись перед ней на колени, так же варварски грубо и нетерпеливо заставил ее развести ноги в разные стороны.
— А-а-а-у-у! — завопила Анька, когда он обхватил ее влажные бедра горячими ладонями и прижался жадным ртом к ее животу, а затем ниже, к розовому треугольнику между ее расставленных дрожащих ног. — Лось… А-а-а!
Он не слушал ее; прижав, распластав изнемогающую девушку на прозрачной стенке душа, он целовал и целовал ее мокрое лоно, ласкал его языком, и Аньке казалось, что даже прохладные струи не смывают жара желания с ее кожи. Она запустила ноготки в мокрые волосы мужчины, не отдавая себе отчета в том, что прижимает его к себе все сильнее, поощряя его жестокие ласки, и блаженно откинулась на стенку, поскуливая от удовольствия.
Поддерживая ее под бедра, мужчина заставил Аньку закинуть ноги ему на плечи — сначала одну, потом другую, — и продолжил свою беспощадную, страстную ласку, свои жадные поцелуи, по очереди введя в узкое лоно девушки большие пальцы и осторожно массируя ее изнутри, до хриплых криков, до тонкой дрожи бедер, которую Анька была бы рада скрыть, но у нее не получалось.
Анька металась, упираясь спиной и цепляясь ладонями за скользкие стенки, прохладные струи змеились по ее коже, по лицу, по раскрытым жадным губам, хватающим воздух вперемежку с водой. Все ее существо пульсировало в такт неспешным ласкам, девушка то беспомощно вскрикивала, балансируя на грани ослепительного удовольствия, то жадно двигала бедрами, совершенно откровенно требуя своей порции наслаждения, плавясь от страсти под прохладным душем.
— Пожа-а-алуйста! — провыла она, чуть не плача, когда в очередной раз Лось просто отстранился, ощущая пальцами мягкое сокращение ее тела, предвещающее развязку. — Возьми меня! Пожалуйста! Пожалуйста!
— Хочешь меня? — жарко произнес он, больно куснув ее за мягкую внутреннюю строну бедра, помечая красным пятном свою женщину, свою самку, и Анька затрепетала, схваченная его сильными руками. — Хочешь?
— Да-а-а, — провыла Анька, чувствуя, как в ней снова разгорается всепожирающее желание под его вкрадчивыми пальцами, поглаживающими ее изнутри. — Го-о-осподи… Пожалуйста!
Она твердила это как заклятье, пока он не сжалился над нею и не прекратил мучить. Девушка лишь на миг ощутила подошвами прохладный влажный пол в душевой, а затем Лось снова подхватил ее под бедра, нетерпеливо и грубо, жадно насаживая на свой напрягшийся член, и Анька вскрикнула от его неистового нетерпения.
Вцепившись в его горячую кожу ногтями, она повисла на его плечах, чувствуя, как его нетерпеливые толчки подкидывают ее бессильное тело, и как блаженное, такое желанное наслаждение накатывает на нее снова, поглощая все ее существо.
— Моя, — шептал Лось, поддерживая девушку под бедра, двигаясь мягко, гибко, лаская Аньку сладко и нежно, ловя ее горячие губы своими губами. — Моя любимая… Аня, Аня… Анечка…
— Лосик мой, — бормотала Анька, изнемогая от его страсти и любви, исцеловывая его плечо, на котором удобно устроилась, покусывая в шею, — Анри… Анри… Мой самый невероятный, самый любимый Лось…
Глава 24. Семья
Анька каталась колобком по дому Лося, насквозь пронизанному весенними теплыми лучами. За окном было еще прохладно, но Анька, щурясь и разглядывая пейзаж за стеклом, разгуливала по ковру с длинным ворсом и воображала, что ходит по траве. Май был в разгаре.
— Мишка, — строго говорила она, поглаживая округлившийся животик, — ананас хочешь?
Мишка сохранял спартанское спокойствие и молчание — совсем как Лось, — и Анька сурово кивала головой своим собственным мыслям.
— А надо, Мишка! Надо! — строго говорила она и заглатывала желтый сочный кусочек. — Это, Мишка, витамины!
Поедание витаминов оказалось делом нелегким, и Анька, жмурясь от тепла и солнца, уселась прямо на пол, в теплый ворс ковра, растопырив ноги в белых носочках.
Жизнь с Лосем, такая же неторопливая и спокойная, как сам Лось, оказалась просто сказкой. Анька в свое удовольствие рисовала футуристические, почти космические интерьеры, и Лось, вечером просматривая ее работы, одобрительно хмыкал, замечая, что для современного торгового центра это самое то. Выбираясь в люди, Анька или вела сама машину — яркую, красную, похожую на божью коровку, так не вовремя выбравшуюся на снег, — или принуждала Лосиных мордоворотов отвезти ее в нужное место, по делам или развлечься, словом, ощущала себя хозяйкой все больше. Иногда ей казалось, что на дороге она встречает знакомые лица, то похотливого Винни-Пуха, то Пятачка-бармена. Глядя на их красные носы, шмыгающие от холодного ветра, Анька кровожадно размышляла, а не велеть ли мордоворотам принести ей ружье, и не открыть ли сафари на плюшевых негодников, мстя им за неуважение, оказанное ей, ныне Анне Виртанен, но вовремя унимала в себе эти хищные порывы. Лось мог не одобрить ее гонок за визжащим Винни-Пухом по пересеченной местности. И дробь в его заднице — тоже. Принципиально.
А вечером, когда Лось возвращался домой, Анька важно несла ему свое пузо, требуя поклонения, и Лось послушно поклонялся. Обнимал ее округлившийся животик обеими ладонями и прислушивался к жизни, растущей внутри ее тела.
— Лосенок, — важно говорила Анька, и Лось целовал ее, долго-долго, обмирая от сбывшегося счастья.
«Это рай!» — думала довольная Анька, загорая под майским солнышком на своем пушистом ковре. И потому появление Акулы на своей личной территории восприняла как вторжение злобных инопланетян — как минимум.