Мой шейх
Шрифт:
— Я справлюсь, — произнесла она, пытаясь приподняться на локтях. Она сделала неосторожное движение, и боль калейдоскопом отозвалась во всем теле. Но прежде чем она упала назад, он подставил свое плечо и грудь.
— Не торопись, — сказал Ханиф, держа стакан у ее губ. Она с трудом подняла руку, чтобы поддержать стакан, пытаясь сконцентрироваться на питье и не смотреть ему в глаза.
— Всё? — спросил он, когда она отвернулась от стакана.
Люси посмотрела ему в глаза, благодарная за терпение. Ей казалось, что
Ханиф со стуком поставил стакан на тумбочку.
— Я уверен, ты хочешь чашечку чая. И что-нибудь легкое поесть.
— На самом деле мне очень хочется принять душ и вымыть голову.
Люси Форестер снова попыталась приподняться на локтях, которые были покрыты синяками. Она не хотела отступать.
— Не слишком ли это много для первого раза? Может, я принесу тебе таз с водой, и ты…
— Я не инвалид. У меня несколько ссадин и синяков, — сказала она и вскрикнула от боли, резко дернув плечом.
— Больно? — спросил Ханиф, стараясь не показать свое раздражение от ее упрямства.
— Нет. Послушай, я знаю, что ты пытаешься помочь, но если покажешь, где ванная, я сама справлюсь. Или ты хочешь пойти со мной и закончить то, что начал в больнице?
— Прости, но в моем доме нет женщин и помочь тебе некому. Если ты считаешь, что справишься…
— Абсолютно верно, я справлюсь. Думаю, ты бы не позволил, чтобы какой-нибудь незнакомец омывал твою жену. Наверное, даже медбрату не позволил бы.
Ханиф знал мужчин, членов его семьи, которые действительно не позволяли докторам обследовать их жен или чтобы медбрат оставался с ними наедине. Сам он давно преодолел эту глупость.
— Я с превеликим счастьем позволил бы даже марсианину прикоснуться к моей жене, если бы ей это тогда помогло.
Почему он сказал «тогда»?
Нет, Люси не станет лезть в его личную жизнь.
— Слушай, я тебе очень благодарна за заботу, но справлюсь сама, как только встану на ноги.
На лице Ханифа читалось сомнение.
— Правда! Кроме того, мне надо не только помыться. Пожалуйста, не удерживай меня.
— Ты очень упрямая, Люси Форестер. Если упадешь и травмируешь себя, то снова окажешься в больнице.
— Если так произойдет, это будет моя вина.
— Очень хорошо. — Ханиф посмотрел по сторонам, ища что-то. — Погоди, не вставай. — С этими словами он вышел из комнаты.
Люси сделала внушение своим конечностям, что они могут двигаться, и откинула одеяло. Даже такое движение причинило ей боль, и пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Возможно, она действительно поторопилась.
Спустив ноги с кровати, она поняла, что такое настоящая боль. Но не издала и звука, когда упала на пол. Правда, пыталась, но сил не было и на это. Даже когда Ханиф с грохотом уронил что-то из рук, увидев ее на полу. Он подбежал к ней, прошептав
Идиот! Хан не мог поверить, что оказался таким глупцом. Он так привык к повиновению людей, что даже не мог представить ситуации, когда его ослушаются. Ему даже в голову не пришло, что Люси могла встать до того, как он принесет ей костыли.
Снова и снова он просил прощения и, только когда взял ее на руки и почувствовал, как она расслабилась и положила голову на его плечо, позволил себе пожурить ее.
— Неужели нельзя было подождать две минуты, Люси?
— Я думала, что справлюсь. Что со мной не так?
— Ты потянула связку на лодыжке, вот и все.
— Все? — она страдальчески посмотрела на него.
— Я знаю, — произнес он. — Это очень больно.
вспомнила.
Все произошло так быстро, что она ничего не почувствовала. Это была самая сильная травма среди всех, которые она получала. Теперь, она могла промотать события в своей памяти, как замедленную пленку.
Держа ее, он поднес простыню к ее рту, прежде чем Люси поняла, что она ей понадобится. Ее вырвало водой.
Люси бросило в жар, она дрожала от бессилия. Не выпуская ее из рук, он предложил ей попить, вытер лоб и губы так аккуратно, что она поняла: они выглядят ужасно.
— Ты здорово справляешься, — процедила она, злясь на него неизвестно почему и злясь на себя за то, что натворила дел. — Ты уверен, что не работаешь медбратом?
— Абсолютно. Но я заботился о жене, когда она умирала.
Его голос, лицо отражали боль. От нее не скрыть такие вещи.
Люси сама очень долго прятала свои чувства. До тех пор пока в ее жизнь не вошел Стив. Он излечил ее от этого. Но она знала, когда люди пытались не показать то, что чувствовали.
— Мне очень жаль… Хан. — Она произнесла его имя так, словно извинялась за плохое поведение, за легкомыслие, в то время как он только и пытается, что помочь ей. Ясно ведь, что он заново переживает все болезненные моменты его жизни.
— Тебя будет тошнить, — сказал он отстраненно. Она говорила не о тошноте, и он это знал. В голове у Люси роились вопросы, но она не имела права задавать их. Хорошо бы у нее это вошло в привычку.
— Тебе в больнице не сказали, какие травмы ты получила?
— Пытались. Но я не поняла и половины того, что они сказали. Я была так растерянна. Все происходящее… — Она посмотрела на него, прося о понимании. — Я видела мираж. По крайней мере я так думаю. А потом, после аварии, был ангел. У него были золотые крылья, и он пришел за мной. Я думала, что умерла…
— Тихо, не расстраивайся.
— Потом появился ты, и я подумала… подумала…
Она не могла признаться ему.
— Ты теряла и обретала сознание все время. Разум иногда шутит с нами. Память становится неясной.