Мой сияющий тиран
Шрифт:
Она. Поликлиника
Каждое мое утро начинается с глубокой четырехчасовой медитации, в которой не последнее место занимает иглоукалывание.
Я встаю у зеркала в полный рост, придирчиво оглядываю себя, внимательно рассматриваю тело. У меня рядовая фигура, с обычными пропорциями и внешностью. Я шатенка. Глаза карие с золотистыми вкраплениями. Именно за них мама назвала меня, Златой. Но разбираю я себя не на предмет красоты, а на предмет энергетических точек.
Очень медленно
Иногда практикую прижигания, иногда каменные иглы, такие необычные и древние, что, кажется, подобными только пускать по воде блины. Но нет. Они нужны для важной задачи. Защитить себя, сделать энергетически невидимой и таким образом обезопасить жизнь. Так как я все еще переживаю, что нас могут найти.
Когда дело сделано, я приступаю ко второй части утреннего ритуала, я начинаю практиковать. Ряд трехчасовых движений, за которыми обычный человек ничего не увидит и не почувствует, но тот кто потратил на практику с Ци годы и имеет внутреннее зрение, ему видно многое.
Затем я снимаю с себя иголки, обрабатываю мелкие ранки, и завтракаю, приготовленным мамой завтраком. Собираюсь на работу с чувством внутреннего напряжения до тех пор, пока снова не окажусь в безопасных стенах дома, что мы снимаем. Маленькая двухкомнатная квартирка, в старом панельном доме. Большего без привлечения внимания мы себе позволить не можем.
Я предпочитаю идти на работу пешком, завернувшись в шарф по самые глаза, и всегда одеваю темные очки, так, чтобы уличная видеокамера или беспилотные модули не смогли занести мое лицо в базу данных, отследить маршрут. Никогда не езжу без острой необходимости на общественном транспорте, тем более в метро. К тому же это единственная возможность, когда я могу собраться с мыслями перед долгим и тяжелым днем, а может быть и последующим вечерним дежурством.
Утро в больнице начинается с обхода. Я иду по больничным палатам, осматриваю пациенток и обдумываю, чем могу помочь беднягам. У каждой из них глубокое биполярное расстройство так или иначе связанное с личностными особенностями. У каждой из них тоска и меланхолия перемежающаяся с затяжной депрессией. И почти все, без сторонней помощи, умрут. Каждую из них жаль.
Они слоняются, смотрят на мир пустыми глазами или в одну точку, и все их разговоры лишь об одном. О сексе. Все они побывали в постели арктиков. И что самое странное, почти все они девственницы.
Когда арктики появились в нашем мире, случился экономический коллапс. Их было много. Они пришли к нам, через открытый нами же портал. Тогда появилась технология раскопок во льдах, и мы сами откопали для них, растопили льды, где стоит до сих пор единственная и ни чем не разрушаемая портальная арка в мир Арктиков. Куда они по их словам совершили переход тысячелетия назад, чтобы обрести бессмертие.
Не готовы мы были к вторжению
Трудно сказать люди ли теперь арктики, хотя внешне они на нас очень похожи. Но только выглядят они совершенными. Двухметровые, атлетические, они вечно молодые, с идеальными пропорциями лиц и фигур, не могут не вызывать эстетического восхищения.
И хотя они проповедуют, что прибыли с миром, а мир и в самом деле наступил на их территориях, исчезла бедность и голод. И самое главное войны. Они стали неофициальными новыми Богами. Я никогда не поверю, что жесткая иерархия и страх могут стать залогом мира. К тому же я каждый божий день смотрю в лица практически девочкам, которые зачастую младше меня, и вижу в них бездонную пропасть. В их юных глазах из глубины на меня смотрит смерть. И думаю о том, что на месте каждой могла бы оказаться я.
Человечество предпочитает не замечать этих несчастных жертв. Всегда же были жертвы девственниц богам. В мифах и легендах, всегда были те, кому нужны чистые души. И мне страшно. Страшно за свою жизнь, за жизнь моей мамы.
Арктики прибыли без своих жен и детей. Их попросту у них не нет. Нам не известны причины, но известен факт, арктики очень любят земных женщин. Только вот мы не совместимы.
– Злата, там, в приемной девушка, срочно, – окликнула меня Татьяна Савская, пробегая мимо в том же направлении.
Ой, ненавижу я, эти привозки. Сами сначала лезут в пекло, идут в клубы, рестораны, где может подвернуться арктик, а затем, когда те замечают их и устраивают обнимашки, остановится не могут. Мы называем их «обнимашки». С незнакомыми женщинами, арктики обычно страшно нежные, внимательные, обнимают дурех, тискают. А те балдеют от этого, словно от бутылки шампанского натощак. Ловят легкие галлюцинации прекрасной любви, напрашиваются в постель, а затем оказываются у нас. В неотложке. И так по пять десять раз за сутки. Арктик не возьмет незнакомку ни в дом, ни в постель, но вот до этого, оторвется по полной. И ведь предъявить нечего. Ни секса, ни насилия, ничего.
Привезенная девушка лежала на каталке в прострации. Взгляд расфокусированный, зрачки сужены.
– Повреждений нет, это по твоей части, – сообщила Татьяна, меряя пульс, давление, на ходу беря в оперативную лабораторию анализы крови и слюны. – Будь она не ладна, с утра! Поди, всю ночь по клубам таскалась, негодная, да не с одним. Дура.
Она ругается не злобно, скорее по-матерински, с жалостью. Нам то, что? Пульс приведем в норму, давление тоже, кто вот Ци приведет в порядок?
– Ну, что? – спросила она, отступая.