Мой слишком близкий друг
Шрифт:
– Не могу, ты же знаешь. Придется ждать, пока они угомонятся.
Ждать пришлось еще около часа, плотно занятого активной дурной деятельностью русских туристов. Плавать их не пустили, но у господ отдыхающих нашлись и другие дела: пить, выяснять отношения, пытаться драться, падать, вставать и снова падать, лазить на четвереньках с верхней палубы на нижнюю и обратно, облевать все туалеты и палубы, предпринимать попытки заниматься сексом где придется и с кем придется, матросам наши барышни тоже предлагали… Через час пирующие устали и начали засыпать где ни попадя, их разнесли по каютам, и я наконец смогла добраться до своей постели и рухнуть, уже совсем без сил.
Я проснулась с теплым ощущением чего-то радостного, счастливого и, еще не открыв глаза, поняла – это движение по волнам, которое жило во мне ярким, солнечным детским воспоминанием.
Родители повезли нас с Левкой на море, когда мне было, наверное, лет пять. Помню, как я впервые в жизни увидела это самое море, поднимавшееся на горизонте, как большая синяя туча с ровным краем, а по ней двигался маленький-маленький белый пароходик.
На следующий день, не выдержав моих стенаний «хочу на кораблик», родители повели нас в порт кататься на катере. Я находилась под таким ошеломляющим впечатлением, что даже разговаривать не могла. Перегнувшись через бортик, я неотрывно смотрела, как ломается кусками, похожими на теплый зеленый мармелад, вода и пенится сахарными бурунами от хода катера. И ощущение движения, ветра, солнца, мармеладной, надкушенной катером воды осталось во мне навсегда.
Выход из порта я проспала, что немудрено. По утвержденному расписанию это событие было запланировано на восемь утра, и именно во столько и состоялось, как и положено морским уставом.
Все мое прекрасное, сказочное настроение улетучилось пугливым туманчиком, стоило мне подняться на палубу, оценить блестящий порядок и чистоту, понять, сколько и как пришлось потрудиться матросам. Капитан поздоровался со мной сдержанным кивком и указующим жестом пригласил меня за стол, совершенно очевидно, для неприятного разговора.
Стол сервировали к завтраку пока только приборами, бокалами, большим керамическим расписным блюдом с фруктами в центре, бутылками с минеральной водой. Капитан галантно пропустил даму вперед, сел сам, напротив, предложил воды и налил, получив мой утвердительный кивок, поинтересовался, что я предпочту на завтрак, отдал распоряжение подошедшему стюарту, откинулся на спинку скамьи, отпил воды из бокала и приступил к «главному блюду».
– Марта, ты понимаешь, что то, что происходило ночью на моей яхте, недопустимо. Это мой дом, мое пространство, и никаким гостям не позволено вести себя здесь подобным образом, обгаживая все вокруг и нанося мне моральный и материальный ущерб. До сих пор туристы, побывавшие здесь, были людьми цивилизованными, уважающими себя, окружающих, чужую собственность и законы. Именно поэтому я никогда не брал русских, слишком хорошо зная, что среди них попадаются вот такие экземпляры, которые глубоко уверены, что если они заплатили за круиз, то купили всю яхту и экипаж вместе с капитаном.
Я четко понимала, к чему ведет вступительная часть его речи, но мне было ужасно неловко, словно это я устроила пьяное разгуляево. Я не могла смотреть на капитана и опустила взгляд на вилку, которую все время крутила в руках. А еще у меня возникло странное чувство, как у маленькой девочки, будто меня сейчас оставит одну с плохими, страшными людьми единственный человек, который мог защитить от них и дать им отпор. Хотелось плакать, но я продолжала крутить вилку…
– Если ты помнишь, подписывая договор с твоей фирмой, я настоял на внесении в него нескольких пунктов, специально оговаривающих подобные ситуации и дающих мне право в одностороннем порядке расторгнуть соглашение. Даже если ваши юристы не сочтут вчерашнее происшествие достаточным аргументом для расторжения договора, я могу сделать это и без их согласия и одобрения. Я человек далеко не бедный и вполне способен заплатить неустойку, предусмотренную договором. Мое душевное спокойствие, право не общаться с неприятными людьми и возможность не прогибаться ни под чьи интересы стоят гораздо больше.
– Я понимаю, – овцой осиротевшей проблеяла я и все-таки посмотрела на него. – И даже поддерживаю твое решение, но только зачем тогда мы вышли из порта?
– Потому что я причисляю себя к цивилизованным и ответственным людям. И пока я не предупредил официального представителя вашей фирмы в твоем лице о желании расторгнуть договор, я обязан продолжать его исполнять. А ты спала… – Он улыбнулся, мне показалось, с нежностью.
– Ну вот теперь предупредил, – расстроилась я совсем.
Что-то хотела сказать шутливое, легкое, поняла, что не получится, замялась, но меня спас стюарт, принесший завтрак и принявшийся расставлять тарелки и чашки на столе. Мы молчали, ждали, когда он отойдет, смотрели странно друг на друга, как будто собирались сказать что-то важное…
– Приятного аппетита… – Капитан Виктор отсалютовал кофейной чашечкой, отпил глоток, явно посмаковав удовольствие от напитка, поставил чашечку на блюдечко и неожиданно предложил: – Оставайся со мной.
– В каком смысле? – медленно задала я вопрос, попутно пытаясь осмыслить услышанное.
– Сегодня мы дойдем до Канн, высадим там пассажиров, и ты, так же как я, можешь отказаться от обязательств перед этими туристами в связи с их неприемлемым поведением. Если твое руководство посчитает это недостаточным аргументом или сами клиенты решат потребовать с вашей фирмы денежное возмещение, я могу заплатить и за тебя. Хотя, мне кажется, дирекция обязана тебе еще и доплатить за терпение.
– Подожди! – Мне пришлось даже головой потрясти от недоумения. – Ты предлагаешь мне похерить обязательства перед клиентами?
– Именно так… – Он с довольным видом приступил к вкушению творожной запеканки и легко так поинтересовался: – А почему нет? Ты не обязана терпеть этих людей, спасать их от тюрьмы и от них самих. Почувствуй себя свободной. Пойдем вдоль побережья до моего дома, там места красивейшие, проведешь оставшееся от неудачного тура время самым замечательным образом.
– С тобой? – уточнила я суть предложения.
– Со мной, – подтвердил он.
Я молчала, смотрела на него, борясь с таким отчаянным, таким назойливым соблазном согласиться на все, что он предлагает, и очертя голову ухнуть в эту лазурную морскую сказку! Плакать захотелось еще сильнее…
– Я не могу. – Слезным спазмом сдавило горло.
– Что именно не можешь? – уже все поняв, все-таки спросил он.
– Не могу послать подальше клиентов и свою работу, – отрапортовала я.
– Понятно, – порассматривав меня какое-то время, констатировал капитан Виктор.
А я заспешила что-то объяснять, продолжая плавать в тянущем чувстве неудобства, скованности и не пойми вообще чего – все неуютно, давит, трет-жмет неприятно!
– Раз ты разрываешь договор, мне срочно надо перекроить весь график тура, продумать иной трафик, может, срочно искать другую яхту, не знаю. Я хочу, чтобы ты понял, я делаю это не потому, что боюсь работу потерять или попасть на большие штрафные санкции, и уж тем паче не клиентов ради! Я не хочу подставлять фирму, директора да и себя тоже. Это здесь все европейски правильно, а там, в Москве, совершенно вонючий богатый папаша одной из девиц, еще более вонючий и еще более богатый папаша-депутат другой, покровитель одного из мужиков даже говорить не буду кто. Конечно, закрывать фирму они не станут, но крови попортят нам изрядно, и мне перепадет больше всех, как самому крайнему звену. Мой директор специально справки наводил, как только пообщался с этой Виолеттой, когда она пришла тур заказывать, кто за каждым из них стоит.