Мой слишком близкий друг
Шрифт:
Я проспала весь длинный перелет, ничего не слыша и не видя вокруг, измучившись за последнее время, разрываясь между мыслями о Викторе и холодным страхом за маму и – Игоря.
– О, мадемуазель? – удивился и почему-то смутился Жак, один из самых давних членов экипажа, увидев меня у трапа. – Как вы оказались здесь? Работа?
– Здравствуйте, Жак! – одарила я его сияющей, как солнце, счастливой улыбкой, поднимаясь на палубу и принимая его заботу в виде протянутой руки. – Нет, не работа. Неожиданно появилась возможность прилететь, вот я и воспользовалась ею.
– Мадемуазель, мой
– У меня не получилось предупредить, у Виктора не отвечал телефон, а в самолете я свой телефон выключила, – я отчего-то вдруг сильно занервничала, и сердце забилось торопливо, словно побежало куда-то от непонятного предчувствия, и я спросила первое, что было самым важным: – С капитаном все в порядке?
– Не беспокойтесь, мадемуазель, с капитаном все в полном порядке, – заверил меня Жак.
Мы как раз вышли на корму яхты к зоне отдыха, и я уже видела голову Виктора, сидящего на скамье за столом, спиной ко мне. Он провел ладонью по волосам, отросшим и немного выгоревшим на солнце, жестом, от которого у меня всегда замирало сердце и становилось жарко где-то в солнечном сплетении. Я рванула вперед, позабыв обо всем на свете, обо всех своих непонятных страхах, о маме в больнице…
– Виктор! – я уже плыла, парила в счастье.
Он обернулся, удивленно приподнял одну бровь, увидев меня, но тут же улыбнулся, поднялся навстречу, и только сейчас я заметила, что за столом капитан был не один. На другой скамье, напротив Виктора, сидела красивая женщина. Даже не так, красота – она относительна, а эта женщина была манкой, эротичной, притягательной и органичной, как пантера, с повадками пантеры, с темными волосами, чуть раскосыми зелеными глазами, острыми скулами. Это была женщина высшей марки и прекрасно все про себя знала и понимала. Настоящая испанка, и даже тени сомнения в ее происхождении не возникало – одежда, манера держаться, жесты, гордый поворот головы, и нечто неуловимое, аура вокруг нее, утверждали: я испанка!
И, знаете, я сразу почувствовала, что у них с Виктором был секс. Не просто пустой, незначащий секс, а нечто большее!
– Марта! – тем не менее совершенно искренне обрадовался мне Виктор, подошел, обнял, поцеловал коротко в губы. – Как ты здесь?
Я смотрела на него во все глаза, видела эту его неподдельную радость от встречи со мной, чувствовала, как становится холодно внутри, и ничего не понимала.
– Я прилетела к тебе, – растерянно объясняла я, глядя прямо ему в глаза, – я звонила, но твой телефон был вне зоны или не отвечал.
– Устала? – и, приобняв рукой за плечи, он повел меня к столу. – Что хочешь: обед горячий, чаю, вина?
– Все перечисленное, – не прислушиваясь к своим желаниям, согласилась я, посмотрела на женщину и уже не могла оторвать от нее взгляда.
– Знакомься, это Антония, мой давний и близкий друг, – представил мне красавицу Виктор, без какого либо намека на смущение или неудобство ситуации, а меня представил ей. – Антония, это Марта.
– Я уже поняла, – обалденным, чуть низковатым голосом, произнесла женщина. – Та самая Марта, твоя большая страсть.
– А вы? – спросила
– А я его бывшая страсть, – понимающе улыбнулась мне Антония.
Трудно было бы предположить нечто иное, перед такой пантерой и женщины не устоят, что уж говорить о мужчинах, тем более таких ценителях прекрасного, как Виктор.
– А сейчас вы?.. – я показала что-то на пальцах, изображая их вместе.
– А сейчас мы большие друзья, – ответила она, чуть усмехнувшись, – к сожалению, редко встречаемся, иногда занимаемся любовью.
– Понятно, – ответила я, погружаясь в некую болезненную прострацию.
– Как твоя мама и ее муж? – с искренней заботой спросил Виктор.
– Спасибо, – тусклым голосом поблагодарила я, – им гораздо лучше, идут на поправку.
– По-моему, вам надо поговорить, – произнесла своим волшебным голосом Антония и поднялась со скамейки. – А мне пора переодеться и привести себя в порядок.
– Что с тобой? – спросил, недоумевая, Виктор.
– У тебя другая женщина, – все тем же странным, даже мне самой странным голосом без эмоций и модуляций, ответила я, пожав плечами, и показала рукой вслед удаляющейся Антонии.
– У меня нет другой женщины. Антония действительно мой хороший друг, иногда мы с ней спим по старой памяти, – совершенно спокойно объяснял он.
– То есть ты изменяешь мне и не считаешь это чем-то неэтичным, предательством, например? – пыталась понять я.
– Марта, – заранее уставшим голосом начал объяснять Виктор, – мы же с тобой обсуждали, и не раз, что моя жизнь проходит в состоянии максимально возможной свободы.
– Да, но я была уверена, что ты говоришь о свободе от социума, а не о свободе в межличностных отношениях, – я пыталась его понять, честно! Но у меня не получалось. – Я была уверена, что у нас с тобой любовь.
– У нас любовь, Марта, – притянув к себе, обнял он меня одной рукой и поцеловал в висок. – У нас любовь и страсть, и это прекрасно, но это не значит, что мы стали принадлежать друг другу. Это не ограничивает наше общение и встречи с другими людьми. Я же много раз говорил тебе, что для меня тягостны любые ограничения личной свободы.
– Прости, значит, я не поняла тебя.
Мой мир рушился. Мой сказочный, великолепный, фантастически счастливый мир рушился, и мне было так больно, что больно было даже говорить! Но мне хотелось высказать, выпустить из себя тот комок боли, который застрял возле сердца и не давал дышать:
– Мне казалось, что если люди любят, то верность друг другу – это нормально и правильно, и это не ограничение твоей личной свободы, а любовь и уважение к близкому человеку, – проталкивала я слова через перехваченное спазмами боли горло. – Я была уверена, что у нас с тобой все именно так: любовь и уважение.
– Девочка, девочка, что ты себе надумала! – Виктор так ощутимо расстроился, что я даже посочувствовала ему. Капитан обхватил ладонями мое лицо, заглянул мне в глаза, пытаясь утешить, как мог, как умел: – У нас любовь и уважение, и прекрасные отношения без жестких рамок ограничений и обязательств, и именно это делает наши чувства такими прекрасными и легкими. Не придумывай себе трагедии там, где ее нет.