Мой слишком близкий друг
Шрифт:
– Что он должен был мне объяснить? – разозлилась я всем эти намекам и искреннему Митиному удивлению.
– А то, что Виктор согласился на этот круиз только потому, что одна из этих девиц – дочь его бывшего конкурента, которого он подозревает в убийстве своего тестя и который доставил ему в свое время много неприятностей.
– За-ачем? – запнулась я от потрясения и неожиданности.
– Эти молодые люди, собираясь на отдых, шарились в Интернете и, когда увидели там яхту Виктора в разделе элитного отдыха для самой значимой публики мира, уперлись, что хотят именно ее. Твой начальник пытался объяснить им, что они к разряду таких людей не относятся, но раздухарившаяся компания выкатила такую цену, что пришлось ему звонить Виктору. Тот сразу отказался, но когда Александр Никитич, уговаривая, назвал фамилию папаши одной из девиц, Виктор обещал подумать. Он навел подробнейшие справки о всех шестерых и точно знал, что с таким психическим заболеванием, как устойчивая мания величия и презрения ко всем, они во что-нибудь обязательно вляпаются, а он еще и подтолкнет, и «поможет», чтобы по самые уши.
– Тогда почему он их отпустил с крючка, да еще и помог от суда и тюрьмы спасти? – мне стало так тошно и обидно, и не хотелось верить в то, что говорил друг.
– Думаю, что из-за тебя, – грустно улыбнулся мне Митя. – Что бы ты ни думала сейчас, но Виктор влюбился в тебя и прекрасно понимал, чем тот скандал грозит лично тебе и на что способен папаша той самой девицы. Но он не был бы Виктором, если бы и в такой ситуации не сделал бы бывшего конкурента. Его адвокаты заломили такую сумму за помощь при вызволении доченьки из-под французской Фемиды, что это вполне компенсировало моральные и материальные издержки, к тому же, как я понимаю, у Виктора остается право в любой момент завести дело на всех шестерых, и документы на этот случай имеются.
Боже мой! Получается, я совершенно не знала этого человека?! Или, как говорит Митя, знала и видела только глянец, только те черты характера, которые мне нравились? Я что, совсем отупела? И вдруг я совершенно отчетливо поняла – и наплевать, что жесткий, что расчетливый, что циничный, что многое не говорил мне и очаровывал, влюблял меня в себя, проявляясь только с самой выгодной стороны – плевать! Если бы пришел сейчас и сказал, что все понял, и только я ему нужна и никого больше… – все бросила и пошла бы с ним!
– Он не может, – тихо и печально сказал Митя, прочитав на моем лице мысли, и погладил меня по щеке ладонью, успокаивая. – Он другой, Марта. За эту свою свободу он заплатил очень дорого и не собирается в дальнейшем обременять себя лишними обязательствами. Он живет так, как нравится ему, и имеет на это полное право, ему интересно путешествовать, пробовать себя в разных видах спорта, жить в постоянных переездах, разные страны, континенты. Он любит себя, балует себя, ценит жизнь на всю мощь, во всех ее проявлениях, обожает женщин и умеет щедро дарить им и свою любовь, и ухаживания. Но не будет верен только одной женщине, это ограничение его свободы. Вы просто очень разные. Тебе важны доверие, преданность, тебе нужна семья и настоящие глубокие отношения, обязательства, дети, а ему уже этого ничего не надо. У Виктора есть он сам, его свобода, и он наслаждается такой жизнью. Может, когда-нибудь он вернется и к этим ценностям, но если это произойдет, то очень не скоро.
– Митя, почему ты такой умный? – спросила я, попытавшись улыбнуться, и заплакала.
Все правильно: влюбленная женщина – слепая женщина, иногда и осознанно слепая! Разумеется, я не клиническая идиотка, и масса вопросов и каких-то шероховатых нестыковок в том образе Виктора, что я возвела, как храм в себе, возникали в моем сознании, и не раз. Но какая, к черту, разница и какие сомнения, когда ты страстно, до одури влюблена, и мужчина отвечает тебе взаимностью, когда каждый день с ним, как большое приключение, когда он щедр, заботлив и дарит тебе целый новый мир, и сам является неиссякаемым источником новых открытий, знаний, постижений!
Черт возьми, это было прекрасно! Реализованная, невозможная сказка-мечта! Это стоило того! Эти полтора года стоили любой оплаты по счетам, любого разочарования и обиды, и слез и боли, и даже отчаяния! Они стоили гораздо большего!
Ни о чем не жалею! Ни секунды! Ни о встрече, ни о расставании! Ни о чем!
Состояние сверкающего, брызжущего морем, солнцем, окружающей красотой природы, счастья до восторга, до замирания не может длиться вечно. Оно становится обыденностью и теряет блеск новизны. И настает время для иного счастья – единения, глубокой истинной любви, взаимного уважения, родства душ, если вам сильно повезет.
Но это не наш с Виктором случай. Ну и что?
– Давай-ка, Мартуля, приводи себя в порядок, и пойдем гулять! – распорядился Митя, поднимая меня с дивана. – Ты же еще ни разу не была в Лиссабоне, а это потрясающе красивый город, тебе понравится, вот увидишь!
А я после нашего разговора чувствовала нечто непонятное, удивлявшее меня, как выздоровела после тяжелой болезни и высокой температуры, когда плавишься, обессиленный, в полусознательном состоянии. Слабость у меня не прошла и сейчас, но уже другая – чувствовалось, что я выздоравливаю, иду на поправку!
– Мить, спасибо тебе, ты меня вылечил, и, наверное, снова спас, – обняла я его и, вздохнув тяжко, прижалась к его груди.
– Всегда пожалуйста, Мартышка, – разворошил он мне волосы, потрепав ладонью по голове. – Иди, собирайся.
А потом мы гуляли по Лиссабону, я вдыхала этот особый морской воздух и чувствовала нечто непередаваемое – и глубокую нежную грусть и печаль, и нечто зарождающееся, еще робкое, еле понятное ощущение начала нового этапа жизни, неизвестного и оттого притягательного. Я даже улыбалась Митиным шуткам, и все вдыхала и вдыхала этот воздух новой жизни.
А яхты Виктора у причала не было. Он ушел в следующий, влекущий его порт, город, страну.
В который уже неисчислимый раз меня спасает Митя. Спасает от всего на свете и от себя самой в первую очередь. Он совершенно необыкновенный, потрясающий человек – Дмитрий Николаевич Рубцов.
Во мне закрепилось и живет ощущение, что Митя был в моей жизни всегда, хотя это не совсем так.
Митя со своей мамой тетей Надей переехали в наш дом, в квартиру к его бабушке, маминой маме, когда его родители развелись. Не знаю, насколько трудным и неприятным был этот развод для их семьи, но я никогда не слышала ни от Мити, ни от тети Нади или от его бабушки Веры Ивановны, чтобы они ругали или обвиняли в чем-то или принижали как-то Митиного отца. Но и подробностей о том, кто он, чем занимается и почему они вообще расстались, я тоже не слышала. Знаю только, что при разводе Мите с мамой досталась однокомнатная квартира, которую они сдавали в аренду и жили втроем в основном на эти деньги.
Знакомство Мити с Левкой произошло несколько экстравагантно – они подрались!
Левка всегда был мальчиком здоровым, не по годам крупным, сильным и весьма смекалистым, да еще и занимался спортом, борьбой. Естественно, что при таком наборе качеств, да еще большой задиристости и глупой смелости он был предводителем всего «дворянства» нашего и еще нескольких дворов. А тут такой новый хлопчик нарисовался, его ровесник, с большой заявкой на яркую индивидуальность и не уступавший ему ростом и статью, ни силушкой, ни смелостью и наглостью, и тоже занимавшийся какой-то борьбой.